Вольфганг выпил водку, налил еще и вернулся к дивану.
– Наверное, и пытаться не стоит. Придется продать все компании.
– Сейчас вы за них ничего не получите, – заметил Морис. – У французов нет денег. Пройдет лет пять, все вернется в норму, вот тогда они будут что-то стоить.
– Пять лет, – сказал Вольфганг. – А где мы все, черт побери, будем через пять лет?
– Если нас не будет в живых, все это не будет иметь значения, – сказал Морис. – Но если выживем…
– Если они лишат Анну вида на жительство, мы так или иначе потеряем все. Они заберут компании.
– Что ж, придется рискнуть, – бросил Морис.
– Если я выйду замуж за француза, – тихо сказала Анна, не поднимая головы от вязания, – я автоматически стану французской гражданкой.
Вольфганг какое-то время смотрел на нее, потом повернулся к Морису.
– Это правда?
Морис утвердительно кивнул.
– Тогда найдите кого-нибудь, кому можно доверять, и Анна выйдет за него замуж.
Морис показал на бумаги.
– Я не знаю никого, кому можно было бы все это доверить. А вы?
Вольфганг взглянул на бумаги, потом на француза.
– Вы не женаты… Морис покачал головой.
– Слишком опасно. Кругом полно сторонников де Голля, они мне не доверяют. В конце концов, я до сих пор не перебрался через Ла-Манш.
– Но они поверили вашей легенде, приняли ту информацию, которую вы им передали, и ваше объяснение, что вы находились в подполье, чтобы помогать им.
– Верно. Но это пока шла война. А теперь начнут задавать вопросы.
– Уверен, ваш дядя положит конец всем разговорам, – сказал Вольфганг.
– Мой дядя умер четыре месяца назад.
– И кто же теперь маркиз де ла Бовиль?
– Нет такого. Он умер, не передав титула.
– Что будет с его собственностью?
– Отойдет государству. Если не появится кто-нибудь, способный заплатить огромный налог на наследство. Кто-то из семьи, разумеется.
– Как вы думаете, найдется такой человек? Морис отрицательно покачал головой.
– Кроме меня, никого не осталось. Если бы мой отец, его брат, был жив, он унаследовал бы титул. Теперь все уйдет: титул, собственность – абсолютно все.
Вольфганг продолжал допрос.
– Если вы заплатите налог, то сможете претендовать на титул?
Морис задумался.
– Если государство примет деньги, очевидно, да.
– Сколько надо заплатить?
Много. Миллионов пять франков. Точно никто не знает. В государственных бумагах не разберешься. Вольфганг возбужденно вскочил.
– Дайте мне подумать.
Морис и Анна наблюдали, как Бреннер ходит по комнате. Наконец он остановился перед Морисом.
– Если эти компании станут частью наследства, законна ли будет собственность на них?
– Безусловно, – ответил Морис. – Никто не отважится ставить под сомнение платежеспособность моего дяди и его верность Франции. Что и говорить, он был одним из тех немногих, кто рискнул остаться во Франции и не признать правительство Петена. Даже вишисты не осмелились его тронуть, хотя, по сути дела, он жил в этой своей загородной резиденции, как в тюрьме.
Вольфганг удовлетворенно улыбнулся.
– Тогда все наши проблемы решены. Вы женитесь на Анне. Я дам вам деньги для уплаты налога и получения титула. Потом компании станут частью наследуемого имущества – и полный порядок. – Он взял свою рюмку и одним глотком опорожнил ее. – Нарекаю тебя маркизом де ла Бовиль, – сказал он, легонько касаясь плеча Мориса.
Морис взглянул мимо него на Анну. Ему показалось, что он заметил легкую улыбку на ее губах, но она по-прежнему смотрела вниз, и спицы мелькали в ее руках. Он запомнил ату загадочную улыбку с их первой встречи в Париже осенью 1940 года.
Он поднялся по ступенькам, ведущим к двери небольшого дома, зажатого среди огромных жилых домов, и нажал кнопку звонка.
Горничная в фартучке открыла дверь и вопросительно посмотрела на него.
– Мсье?
Вынув из кармана визитную карточку, он протянул ее девушке.
– У меня назначена встреча с генералом фон Бреннером.
Она взглянула на карточку.
– Entrez, мсье.
Он прошел за ней в дом и ждал в холле, пока она ходила докладывать. Огляделся по сторонам. Стены голые, по более темным квадратам на обоях видно, где раньше висели картины. У него мелькнула мысль: интересно, какую это невезучую французскую семью выкинули в одночасье на улицу, чтобы освободить апартаменты для прусских завоевателей? И куда делись картины со стен – удалось ли хозяевам забрать их с собой, или они теперь украшают дом генерала в Германии?
Он услышал шаги у себя за спиной и обернулся. Солдат в форме сержанта вермахта поднял руку в нацистском приветствии.
– Хайль Гитлер! Морис тоже поднял руку.
– Зиг хайль!
– Генерал примет вас через несколько минут. – Швебель открыл дверь. – Не будете ли вы так любезны подождать в гостиной?
– Avec plaisir. – Морис вошел в комнату, и дверь за ним закрылась. Обстановка гостиной полностью сохранилась, как, впрочем, и картины. В камине горел слабый огонь.
Он подошел к камину и протянул руки к огню. Даже сейчас, ранней осенью, когда в Париже обычно тепло, во влажном воздухе чувствовалась прохлада, принесенная с севера. Французы считали, что и в этом виноваты немцы.
Он услышал, как открылась дверь, и повернулся, ожидая увидеть генерала. В дверях стояла высокая молодая женщина. Темные волосы аккуратно зачесаны назад. Простая прическа подчеркивала высокие скулы и большие темные глаза. На ней было дорогое темное платье, красиво облегавшее ее крупное тело и одновременно скрадывавшее полноту.
– Мсье де ла Бовиль? – спросила она по-французски. Он кивнул.
Она подошла к нему.
– Я Анна Поярская. Генерал просил меня побыть с вами, чтобы вы не скучали. Возможно, он задержится дольше, чем ожидал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106