Подвезу...Поколебавшись пару секунд, я втиснулся в кабину. Она нажала на педаль, и машина рванулась вперед.От этой женщины нельзя было оторвать глаз. Боже, как она прекрасна!Мы остановились у следующего светофора, и Мария повернулась ко мне:— Поздновато ты уходишь с работы. Я с шести часов жду тебя на улице.Я усмехнулся:— Откуда такое терпение? Если бы предупредила меня, не потеряла бы столько времени.Она тронула машину с места и повела ее легко, со свойственной ей небрежной уверенностью.— Ха-ха! Посмотрите на этого человека: он сошел с ума!Я закурил. При вспышке спички ее волосы показались мне совсем белыми. Мария тихо улыбалась, а немного погодя, сказала:— Майк, сегодня ты был неотразим!Это прозвучало так искренне, будто судили не ее, а кого-то другого.— Спасибо.Она свернула в переулок, подрулила к тротуару и выключила зажигание. Потом достала из сумочки сигарету.— Сколько лет, сколько зим, Майк.— Помнится, я уже слышал эти слова.Я поднес ей зажженную спичку и в дрожащем свете увидел ее глаза. В них мелькнула боль. Неужели она настолько ранима? Вот уж никогда бы не подумал.Мария накрыла узенькой ладонью мою руку и мягко проговорила:— Хватит воевать, Майк.— Что значит — хватит? А чем мы, по-твоему, будем заниматься в суде? В игрушки играть? Нет уж, мы будем воевать до победы.— Но война в суде не затрагивает наших с тобой отношений. Разве не так?Мария посмотрела на меня долгим взглядом, и я снова утонул в немыслимой глубине темных глаз. Ничего не изменилось. Эта женщина по-прежнему нужна мне. Только она, Я наклонился, поцеловал ее теплые мягкие губы, но, почувствовав, что теряю контроль над собой, быстро отодвинулся.С закрытыми глазами Мария нащупала мою руку и крепко ее сжала.— Майк, почему у нас все получилось так нескладно?Я затянулся, потом хрипло прошептал:— Не знаю... Сам много раз об этом думал.Ее глаза медленно раскрылись. Никогда раньше я не видел в них столько нежности.— Спасибо, Майк... Спасибо за то, что не изменился.Я ничего не ответил. Немного помолчав, она спросила:— Как твои родители?— Отец умер два года назад от инфаркта.Она прошептала:— Мне очень жаль, Майк. Я ничего не знала. А мать?Я исподлобья бросил на Марию короткий взгляд, пытаясь понять, знает ли она об отношении к ней моей мамы. Да нет, конечно, не знает.— Мама в порядке. Сейчас она за городом, приедет через пару недель.Снова наступило молчание. Сигареты догорели, и я выбросил свою в окошко. Похоже, мы исчерпали все темы для разговора. Хотя...— Я слышал, у тебя дочь?Мария улыбнулась.— Да.— Она, наверное, очень красивая, ведь твой ребенок другим и быть не может.В ее глазах мелькнула странная тень, но голос прозвучал ровно и спокойно:— Ты угадал.Мы опять замолчали. Я мог бы о многом ей рассказать, о многом спросить, но обстоятельства, при которых нас свела судьба, сковали мне язык. Я кашлянул.— Что, Майк?Эта неловкая ситуация начала меня тяготить.— Я ничего не сказал.Мария разочарованно протянула:— А-а-а.Проехавшая мимо полицейская машина осветила нас фарами, и я с трудом поборол желание закрыть лицо рукой. Потом повернулся к ней:— Согласись, это был сумасшедший поступок.— Я люблю сумасшедшие поступки.— А я — нет. В этом всегда была разница между нами.В ее голосе появились холодные нотки:— Не читай мне нотаций, Майк. За последние недели я наслушалась их предостаточно.Я пристально посмотрел на нее.— Но почему, Мария? Почему ты это сделала?Не отводя взгляда, она пожала плечами:— Так вышло.— Но почему именно у нас, а не у каких-то других людей? Я не дождался ответа и, нагнувшись, резко повернул ключ зажигания.— Поехали!Она послушно тронула машину с места и выехала на середину улицы.— Куда?— Высади меня на углу Бродвея, там я смогу взять такси.— Хорошо.Мы домчались в одно мгновение. Мария притормозила у тротуара, и я уже собрался открыть дверцу, когда она заговорила. Яркий неоновый свет из витрины большого магазина на углу вырвал из темноты ее удивительные черты: высокие нежные скулы, большой рот, точеные ноздри.— Больше всего на свете мне бы хотелось, чтобы это произошло не с нами, а с другими людьми, Майк.В груди заныла прежняя боль, я резко бросил:— Теперь уже ничего не изменишь.Мария сделала глубокий вдох, словно собралась прыгнуть в воду:— Если бы не одно обстоятельство...— Какое обстоятельство?Она порывисто подалась вперед и, скользнув губами по моей щеке, прошептала:— Я люблю тебя, Майк. Любила всегда, что бы ни происходило, только поняла это слишком поздно.Мотор взревел, машина унеслась в темноту. Последний раз на повороте мигнули красные огоньки, и она исчезла.Все еще чувствуя скользящее прикосновение теплых губ и дыша ароматом ее духов, я пошел к стоянке такси. Мысли путались. Эту женщину невозможно понять. Сплошные противоречия.В памяти ожил чудесный день — самый счастливый день моей жизни. Мы провели его вместе, и Мария принадлежала мне. Только мне. Почему она тогда ушла с Россом? Это было давно, еще во время войны. Я задумчиво потер изуродованную переносицу — ее сломал Росс. Самого его уже нет в живых. Вообще, с тех времен ничего не осталось. Кроме одного — моей любви к ней. Книга IIIМэриен 1 Когда Генри Вито стремительно влетел в свой кабинет, чистильщик обуви уже сидел на привычном месте возле стола. Адвокат швырнул пальто на низкий кожаный диван, плюхнулся в кресло и выставил чистильщику правую ногу.— Доброе утро, Тони.Мальчик перебросил из руки в руку бархотку:— Доброе утро, синьор Вито.Генри быстро просмотрел стопку газет на столе. Заголовки те же, что и вчера: немцы либо отступают, либо наступают. Всю весну 1943 года пресса была занята освещением боевых действий в Северной Африке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88