Поезд снова нырнул в туннель, и через мгновенье двери открылись. Мне пришлось подождать несколько минут следующего поезда, но все равно, когда я вышел наверх на углу улиц Эссекс и Дилэнси, было еще только без четверти четыре.
Это был совсем другой мир. Улицы заполнены людьми, которые непрерывно двигались, разговаривая на разных языках. Много уличных торговцев с тележками, кричали стоявшие на перекрестках со своими лотками зазывалы, всегда готовые свернуть их и бежать, если полицейские прикажут им убираться прочь. Было холодно, но многие были без пальто и головных уборов, у женщин на плечи накинуты шали. И везде вокруг слышен тихий, приглушенный голос бедности. На улице почти не было слышно смеха, за исключением детского, и даже дети, проявляя радость, вели себя сдержанно.
Я прошел по Дилэнси мимо дешевых лавок с шумными распродажами, мимо кинотеатра с большими афишами, рекламирующими утренние сеансы стоимостью в 10 центов. На углу Клинтон-стрит я свернул влево и два квартала до Стэнтон прошел с опущенной головой. Мне не хотелось смотреть вокруг, а тяжелое чувство у меня в груди подымалось к горлу.
Тут я посмотрел вверх. Да, это он: старый серый дом с полинявшими узкими окнами, вздымающийся на пять этажей вверх в небо. Ко входу вело небольшое крыльцо, а по обе стороны его были лавки. Одна из них была портновской мастерской, окна которой покрыты пылю, другая была пустой.
Медленно, неохотно я поднялся по ступеням. Наверху остановился и посмотрел на улицу. Вот здесь мы будем жить. Из дома вышла какая-то женщина и протиснулась мимо меня вниз по ступеням. Я почувствовал, как от нее пахнет чесноком. Я проследил за ней, пока она переходила улицу и подошла к торговой тележке, где остановилась и стала болтать с каким-то мужчиной.
Я повернулся и вошел в дом. В парадной было темно, и я споткнулся обо что-то на полу. Ругнувшись вполголоса, я нагнулся и стал было подымать этот предмет. Им оказался бумажный мешок, наполненный мусором. Я бросил его там, где нашел, и стал подниматься по лестнице. Три пролета вверх и на каждой лестнице стояли у дверей мешки в ожидании дворника, который должен убирать их. Тяжелый кухонный дух стоял в затхлом холодном воздухе коридоров. Я узнал нашу квартиру по багажу, стоявшему в вестибюле рядом с дверью. Постучал.
Дверь открыла мать. Мы постояли мгновенье, глядя друг на друга, затем, молча, я вошел в квартиру. Отец сидел у стола. Голос Мими доносился откуда-то из передней.
Я постоял на кухне, стены которой были покрыты странного цвета белой краской, под которой виднелись пятна грязи. Ярко-желтые занавески, которые Мими уже повесила на небольшое окошко у стола, создавали принужденное радостное впечатление. Она выжидательно посмотрела на меня. Я не знал, что и сказать. В это время ко мне из другой комнаты выбежала Рекси, помахивая хвостом, и я опустился на колени, чтобы приласкать ее.
— Очень мило, — сказал я, подняв голову.
Все помолчали некоторое время, краем глаза я увидел, что мать с отцом переглянулись. Затем заговорила мать. — Не так уж и плохо, Дэнни. На первое время, пока отец снова станет на ноги, сгодится. Пойдем, я покажу тебе квартиру.
Я последовал за ней по комнатам. Смотреть-то особо было не на что, да и что вообще можно разглядывать в небольшой четырехкомнатной квартире. Моя комната была вполовину меньше прежней, да и у них не намного больше. Мими собиралась спать на диване в гостиной.
Осматривая комнаты, я промолчал. Стены в них были окрашены все той же невзрачной белой краской. Что можно было сказать? Но главное — плата была невысока: двадцать пять долларов в месяц с паровым отоплением и горячей водой.
Мы вернулись на кухню. Рекси все так же следовала за мной по пятам.
Отец не проронил ни слова. Он просто сидел у стола и курил сигарету, поглядывая на меня.
Я потрепал собаке ухо. — С Рекси не было хлопот? спросил я его.
Он покачал головой. — Нет, она не беспокоила, — почти сухо ответил он. У него был другой голос, совсем не похожий на его, как будто бы он не совсем уверен в себе.
— Пойди погуляй с ней, Дэнни, — сказала мать. Она не выходила сегодня вообще. Думаю, что ей немного не по себе.
Я обрадовался, что надо что-то делать, пошел к двери и позвал ее.
— Возьми поводок, Дэнни, здесь незнакомое место, и она может затеряться, — сказал отец, протягивая его мне.
— Да, верно, — ответил я. Мы с Рекси вышли в темный коридор и направились вниз по лестнице.
Примерно на половине первого пролета я понял, что она не идет со мной. Она стояла на верху лестницы и смотрела вниз на меня. Я позвал ее:
«Пойдем, девочка.» Она не пошевелилась. Я позвал снова. Она уселась на пол и смотрела на меня, нервно помахивая хвостом. Я вернулся на площадку и прицепил поводок к ошейнику. «Ну, пошли, — сказал я ей, — не будь такой дурашкой».
Когда я снова стал спускаться по лестнице, она осторожно последовала за мной. На каждой площадке мне приходилось понукать ее идти дальше.
Наконец мы вышли на крыльцо, где она остановилась, глядя на улицу. Вдруг она дернулась было обратно в парадную. Поводок натянулся, и она села. Я стал рядом с ней на колени и взял ее голову в руки. Я чувствовал, как она дрожит. Я поднял ее и отнес вниз с крыльца. На улице она, казалось, не так уж боялась, но когда мы направились в сторону Клинтон-стрит, она испуганно озиралась. Ее вроде бы пугал шум транспорта.
Дальше по кварталу было меньше движения, и я решил прогулять ее в эту сторону. Перед кондитерским магазином я остановился у светофора. Мимо с грохотом проехал грузовик, и она сильно натянула поводок. Я услышал, как у нее захрипело в груди, когда поводок стал душить ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135