Одновременно там была и другая программа для самоусовершенствования, звучала она так: «Надо искоренить массу в себе недостатков, прочитать много книг…»Я даже купил учебник по русской и советской литературе для 10 класса Тимофеева, хотя он мне не понравился. А из газеты я вырезал письмо Чехова к брату и выучил его наизусть. Начинается оно так: «Воспитанные люди, по моему мнению, должны удовлетворять следующим условиям: 1. Они уважают человеческую личность…» И т. д.Вот так я и дошел до реки, на посветлевшем небе обозначились шпили и башни старой Риги. Вода в Даугаве поголубела, наполнилась краснотой, золотыми столбцами отражались лампочки, висящие над мостом.По мосту я вышел на набережную, свернул на привокзальную площадь. Тут уже у воинской кассы занял очередь и через три часа получил билет.Вскоре приехал писарь Петров, привез мой краснофибровый, купленный по случаю, чемодан. Мы успели зайти в буфет и выпить большую бутылку вермута, закусили яблоками, у вагона распрощались.Петров повторил свою любимую остроту: «Товарищ Приставкин, за вами и я, товарищ Приставкин, возьмите меня!»Мы посмеялись. Но веселого было у нас лишь то, что я уезжал и даже, может быть, насовсем, а Петрову предстояли долгие оформления новобранцев, которые прибыли накануне. А прибыли, в основном, азербайджанцы, армяне, грузины… Кто служил, тот знает что это такое.Я спросил Петрова:— Как салажата?— Брыкаются, — отвечал он, поглядывая по сторонам. — Обломаются… Мы такими же были…Накануне моего отъезда я стал свидетелем, как обламывали Петросяна, который не заправил койку, опоздал на утренний осмотр и на политинформацию… В наказание его заставили подметать полы в казарме, а он отказался.Сержант Писля от злости стал пунцовым, прибежал к командиру роты и стал кричать, что он не может справиться с Петросяном, пусть его убирают из роты, куда угодно.Вызвали Петросяна. Он встал в дверях, озираясь, темненький, тощий, какой-то весь взъерошенный, может, он думал, что его собираются, как у нас в пьесе, линчевать?И правда, натренировавшись на Фастовском, мы теперь знали, как это делается.— Почему не выполняете приказ? — спросил Бружинский.Тот молчал.— Петросяи, я вас спрашиваю!— Я не могу…— Почему ты не можешь?— Я не виноват…— Ну и что? Вам же приказали? Вам приказали или нет?Тот молчал.— Не хочет подметать, будет мыть! — резко сказал Бружинский. — Дайте ему ведро и швабру.Принесли ведро и швабру, и тряпку.— Берите ведро! — приказал Бружинский. — Я кому сказал! Петросян! Берите ведро!Петросян затравленно оглянулся, лицо его дрожало, руки сжимались в кулаки.Я подумал, что в таком состоянии он может броситься на нас, он же ничего не понимал, что тут происходит.— А вы постройте взвод, — посоветовал замполит, и он тут вдруг оказался. — Пусть постоят, пока он не помоет!Бружинский оглянулся на советчика и вдруг рявкнул, даже мы вздрогнули:— Мы не таких обламывали! Дайте ему ведро в руки, и пусть попробует не взять!Петросян ведро взял, и так и остался стоять с ведром в руках, его всего трясло.— Ступайте! И чтобы всю казарму! Всю! — крикнул Бружинский.Петросян секунду лишь постоял и бросился с грохочущим ведром к выходу, чуть не сбив в дверях замполита.Через час, когда я зашел в каптерку за своим новеньким фибровым чемоданом, Петросян уже драил пол и никого, и меня тоже, он не замечал.— Петросяна линчевали! — в шутку произнес Петров. — Остальные стали умнее… Половина сразу записалась в санчасть, а другая половина — в футбольную команду.Проводница погнала меня в вагон, мы попрощались. Я не знал, конечно, как сложатся мои дела в институте, куда я так стремился попасть, но я чувствовал, что уезжаю, может быть, навсегда.Так оно и получилось.Мы обнялись, я забрался на свою полку и тут же уснул.Сказались бессонная ночь и выпитое вино.Проснулся лишь под утро и обнаружил, что меня обокрали. Старшина, ехавший с развязной девкой на нижней полке, которую он всю дорогу лапал, перед выходом в Великих Луках снял у меня часы и выгреб из нагрудного кармана гимнастерки все деньги, даже мелочь, так что в Москве мне пришлось идти пешком от Рижского до Казанского вокзала. Не было даже полрубля на метро. ВРАНЬЕ НЕ ВВЕДЕТ В ДОБРО О лжи в сборнике русских поговорок столько написано, что больше лишь о любви, милосердии, да наказании еще.А есть одна приговорка, которую я частенько повторяю про себя по разному поводу: «С правдой шутить, что с огнем».Но, вот, шутят.Из Москвы по «Кравченко», считай, каждый день такие шуточки, теперь Ленинград в лице Невзорова присоединился. Правда, и тут не без совета из Москвы: сам Верховный Совет рекомендовал смотреть населению ту ложь, которую испек Невзоров.На экране герои-десантники, они охраняют захваченный ими вильнюсский телецентр. Естественно, у них танки, бэтээры и другая военная техника. Но это они, оказывается, стали жертвой той страшной трагической ночи, ибо это их преследовали: толкали, плевали на них, даже в них стреляли, хотя убитых и раненых среди них нет.Зато убийцы стали вдруг героями. Особенно это впечатляет, когда параллельно тут же по телевидению показывают (не из Москвы, разумеется!) похороны их жертв…Невзоров спрашивает этих бравых ребят: что они тут делают? Оказывается, они охраняют телебашню, которую они захватили. — А зачем? — спрашивает Невзоров невинно. Он, и правда, не знает, зачем же они ее захватили. — А там, — простодушно отвечают милые парни-десантники, — эта аппаратура, по которой они… не то говорили… Ну, клевету там разную… на нас… на наш, на советский строй!«Они» — литовские, судя по всему, журналисты.«Аппаратура» — то, что принадлежало республике, имуществом зовется, за кражу которого карают во всем мире тюрьмой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55