Он носил роговые очки, которые то снимал, то снова надевал, словно был не уверен, когда он видит лучше — в очках или без них. Как только Джейни сняла шляпу и достала из сумочки карандаши и блокнот, он, даже не взглянув на нее, принялся диктовать. Все время расхаживая взад и вперед по комнате на длинных, тощих ногах, он диктовал отрывисто, словно произнося речь. Это была какая-то статья с пометкой «для срочного напечатания» о труде и капитале и восьмичасовом рабочем дне и Братстве паровозных машинистов. С каким-то тревожным чувством она решила, что он, должно быть, профсоюзный деятель. Окончив диктовать, он тотчас же вышел из комнаты, отрывисто попросив ее переписать все на машинке, и как можно скорее, а он сейчас вернется. На столе стоял «Ремингтон», но ей пришлось менять ленту, и потом она страшно спешила, боясь, что не успеет кончить к его приходу. Дописав последнюю страницу, она аккуратно сложила в стопочку перепечатанную статью и копии и стала ждать. Прошел час, а его все не было. Джейни потеряла терпение, стала бродить по комнате, перелистывать брошюрки. Они были сплошь по вопросам труда и экономики и не интересовали ее. Потом она выглянула в окошко и, выворачивая шею, старалась разглядеть время на часах почтового отделения. Но ей так и не удалось взглянуть на часы; тогда она позвонила в контору отеля и попросила сказать мистеру Берроу, если он уже пришел, что рукопись его переписана. Дежурный ответил, что сейчас уже пять часов, но мистер Берроу еще не приходил, хотя сказал, что скоро вернется. Кладя трубку, она смахнула с подставки листок лиловой бумаги. Она подняла его, и так как делать ей было нечего и ей надоело играть с собой в крестики и нолики, то она прочла письмо. Ей было стыдно, но, взглянув, она уж не в силах была оторваться.

Дорогой Дж. Г.,
мне очень жаль, но, честное слово, дружок, мне до зарезу нужны деньги. Если ты сейчас же не занесешь мне двух тысяч (2000), то имей в виду, я перестану разыгрывать из себя леди и подниму скандал. Мне очень жаль, но я знаю, ты теперь при деньгах, иначе я не стала бы приставать с этим. И на этот раз я не шучу.
Твоя крошка, которую ты когда-то любил,
Куини.
Джейни вспыхнула и положила письмо на место, точно так, как оно лежало. Ужасный народ эти мужчины, всегда у них какие-то грязные истории. Уже стемнело, Джейни проголодалась и начала беспокоиться, как вдруг зазвонил телефон. Говорил Дж. Г. Берроу — ему очень жаль, что он заставил себя ждать, но он задержался в отеле «Шорхэм» у мистера Мурхауза, и не может ли она приехать туда же, нет, не с рукописью, ему надо 307
продиктовать ей еще кое-что, здесь же на месте, у мистера Дж. Уорда Мурхауза, она, вероятно, слышала это имя Джейни этого имени не знала, но мысль о том, что eй надо ехать в «Шорхэм», обрадовала ее. А тут еще это письмо и все вообще. Так же она волновалась когда-то перед встречами с Джерри Бернхэмом. Она надела шляпу и пальто, слегка напудрила лицо перед каминным зеркалом и вышла на угол Эф-стрит и 14-й, где проходил трамвай. Был морозный январский вечер, ждать пришлось долго. Как жаль, что у нее нет муфты; жгучий ветер забирался под тонкие перчатки, жестоко кусал икры над ботинками. Как хорошо быть замужем за богатым человеком, жить в Чеви-Чейз; вот сейчас подкатила бы к ней закрытая машина и мигом доставила бы домой, к мужу и детям, к жарко растопленному, ревущему камину.
Она не заметила, как подошел трамвай, и ей пришлось бегом догонять его. На углу возле отеля «Шорхэм» она вышла. В вестибюле было тепло. Изысканно одетые люди разговаривали изысканно звучавшими голосами. Пахло оранжерейными цветами. У конторки портье ей указали: бельэтаж, номер восьмой. Там ей открыл дверь какой-то морщинистый белолицый брюнете гладко прилизанной плоской головой. На нем был гладкий черный фрак, и ходил он неслышной, скользящей походкой. Она попросила передать, что пришла стенографистка мистера Берроу, и движением головы он указал ей на соседнюю комнату. В дверях она выжидательно остановилась. В противоположном конце комнаты ярко пылали в камине две большие плахи. Напротив камина стоял широкий стол, сплошь заваленный журналами, газетами и рукописями. На одном краю стола стоял серебряный чайный прибор, на другом — поднос с графинами, прибором для коктейлей и стаканами. Все в комнате сияло блеском начищенного серебра: столы, кресла, чайный сервиз, часовая цепочка, зубы и напомаженный пробор преждевременно поседевшего мужчины, который 308 стоял спиной к огню.
С первого взгляда Джейни подумала, какой это, должно быть, чудесный человек.
— Это имеет огромное значение для будущности страны, — негромко, но веско говорил он, и его внимательно слушали Дж. Г. Берроу и другой маленький лысый человек, сидевшие в удобных креслах по обеим сторонам камина. — Смею вас уверить, что правительственные круги, а также руководители промышленного и финансового мира с неослабным интересом следят за ходом этих переговоров. Между нами говоря, я могу совершенно конфиденциально сообщить вам, что сам президент…
Его глаза встретились с глазами Джейни.
— A, вот и стенографистка. Входите, мисс…
— Уильямс, — подсказала Джейни.
Его глаза были голубые, как пламя спиртовки, и задорно, по-юношески блестели; это, вероятно, тот самый Дж. Уорд Мурхауз, имя которого она должна была знать.
— Карандаш и бумага с вами? Превосходно. Садитесь вот сюда за стол. Мортон, чай со стола можно убрать.
Мортон бесшумно очистил один край стола и выскользнул в дверь с чайным подносом. Джейни присела к столу и разложила карандаши и бумагу.
— Вам бы лучше снять пальто и шляпу, а то они вам будут мешать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125