Джейни потеряла способность определять направление и откинулась на подушки, изредка вдыхая свежую струю с какого-нибудь несжатого поля или рощицы. Потом легкий прохладный туман с болота окутал дорогу, и Джерри вдруг остановил машину, нагнулся к ней и поцеловал в губы. Сердце у нее бешено заколотилось. Ей хотелось сказать ему, чтобы он этого не делал, и она не могла.
— Я не хотел, но это сильнее меня, — шептал он, — от этой жизни в Вашингтоне становишься тряпкой… А может быть, я и люблю вас, Джейни, я не знаю… Давайте пересядем на заднее сиденье, там прохладней.
Слабость, зародившаяся где-то глубоко внутри, волной охватила ее. Когда она ступила на подножку, он обнял ее. Она уронила голову ему на плечо, прижала губы к его шее. Его руки, сжавшие ей плечи, обжигали, она чувствовала его ребра сквозь его рубашку. Голова у нее закружилась от резкого запаха табака, спирта и мужского пота. Его ноги стали прижиматься к ее ногам. Она вырвалась и скользнула в автомобиль. Она вся дрожала. Он последовал за ней.
— Нет, нет, — твердила она.
Он сел рядом, обняв ее за талию.
— Давайте закурим, — сказал он дрожащим голосом.
Папироса заняла ее внимание и как-то сравняла их.
Два зернистых красных огонька тлели почти рядом.
— Джерри, я вам нравлюсь?
— Я без ума от вас, крошка.
— Так, значит, вы?…
— Женился бы на вас?… А почему бы и нет? Не знаю… Будем считать, что мы помолвлены.
— Так, значит, вы хотите, чтобы я за вас вышла замуж?
— Пожалуй… но неужели вы не понимаете?… такая ночь… и этот запах с болота. Бог мой, я все бы на свете отдал, чтобы вы были моей.
Они докурили папиросы. Долго сидели, не говоря ни слова. Волосы на его обнаженной руке щекотали ей руку выше локтя.
— Меня заботит мой брат Джо… Он во флоте, Джерри, и я боюсь, как бы он не дезертировал… Мне кажется, он бы вам понравился, изумительно играет в бейсбол…
— Почему это вы о нем вспомнили? Разве вы и ко мне так относитесь? Любовь — это же замечательная штука, неужели вы не понимаете, что это вовсе не то, что вы чувствуете к брату?
Он положил руку ей на колено. Она чувствовала в темноте его взгляд. Он склонился к ней и нежно поцеловал ее. Ей нравилось это нежное прикосновение его губ. Она поцеловала их. Она погружалась в столетия топкой, удушливой ночи. Его горячая грудь давила ей груди, увлекая ее вниз. Она прижималась к нему, увлекавшему ее вниз, в столетия топкой, удушливой ночи. Потом внезапно, в холодной судороге, она почувствовала тошноту, задыхаясь и ловя воздух, как утопающая. Она стала бороться. Подняв ногу, она коленом что было силы толкнула его в пах.
Он отпустил ее и вылез из машины. Она слышала, как он ходил взад и вперед в темноте за ее спиною. Она была перепугана, дрожала, и ее тошнило. Немного погодя он взобрался на переднее сиденье, включил свет и погнал машину, не оглядываясь. Он курил папиросу, и крохотные искорки разлетались во встречной струе воздуха.
Доехав до угла Эм-стрит в Джорджтауне, он остановил машину возле дома Уильямсов, вышел и открыл ей дверцу. Она вышла, не зная, что сказать, не смея взглянуть на него.
— Полагаю, что вы ждете от меня извинений за мое свинство, — сказал он.
— Джерри, мне очень жаль, — сказала она.
— Ну и не дождетесь, провались я на этом месте… Я думал, мы друзья. Следовало бы мне знать, что нет в этой помойке ни одной женщины хотя бы с проблеском человечности… Должно быть, вы собираетесь выдерживать пост до свадебного перезвона… Ну и ждите. Это ваше дело. Я получу то, что мне надо, от любой негритянской проститутки, тут же, на этой вот улице. Спокойной ночи.
Джейни ничего не сказала. Он тронул машину.
Весь август отец умирал, насквозь пропитанный морфием, в Джорджтауне кой больнице. Каждый день газеты выходили с огромными заголовками о войне — Льеж, Лувен, Монс. Контору «Дрейфуса и Кэрола» лихорадило. Предстояли большие процессы о патентах на военное снаряжение. По углам стали шушукаться, что безупречный мистер Дрейфус — агент германского правительства. Джерри как-то зашел к Джейни, чтобы попросить прощения за свою грубость в ту ночь и чтобы сказать ей, что он получил место военного корреспондента и через неделю уезжает на фронт. Они вместе позавтракали. Он рассказывал о шпионах, и британских происках и панславизме, и убийстве Жореса и социалистической революции, и все время смеялся, и твердил, что все катится к черту на рога. Она восхищалась им и хотела заговорить о том, что они обручены, и чувствовала к нему большую нежность, и боялась, что его убьют; но кончился завтрак, ей уже пора было возвращаться в контору, и ни один из них не заговорил об этом. Он проводил ее до самого Риггс-билдинг, и попрощался и расцеловал ее тут же на виду у всех, и убежал, обещая написать из Нью-Йорка. Как раз в это время Элис поднималась к себе в контору миссис Робинсон, и Джейни пришлось сказать 6й, что они с Джерри Бернхэмом помолвлены и что он уезжает на войну в Европу военным корреспондентом.
Когда в первых числах сентября скончался отец, все почувствовали большое облегчение. Только на обратном пути с кладбища она вспомнила все, чего она так хотела когда-то, вспомнила Алека, и все показалось ей невыносимо грустным. Она так несчастлива. Мать была очень спокойна, глаза у нее покраснели от слез, и она все повторяла, что, к счастью, на их участке на кладбише Ок-Хилл хватит места и для нее. Она ни за что не допустила бы, чтобы его похоронили на каком-нибудь другом кладбище. Такое прекрасное место, и все самые порядочные люди Джорджтауна похоронены именно там.
Получив страховую премию за мужа, миссис Уильямс отремонтировала дом, а верхние два этажа приспособила для сдачи внаем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125