..
Он фыркнул.
— ...если бы, конечно, за такую макулатуру грамоты давали.
Дядин смешок имел двойное значение: с одной стороны, он должен был подчеркнуть его остроумие, с другой — скрыть его гнев. Он обернулся к мистеру Коркорану, и на губах его мелькнула заговорщицкая улыбка.
— Я хорошо знаю катехизис, — произнес я без всякого выражения.
— Это основа основ, — авторитетно поддержал меня мистер Коркоран.
— Только правда ли это, — быстро вставил дядя, — вот в чем вопрос. Ну-ка, что означает «очистительная благодать»? Почему епископ ударяет всякого, проходящего конфирмацию, по щеке? Назови семь смертных грехов. Назови один из них, который начинается на «с».
— Гнев, — ответил я.
— Гнев начинается с «г»! — торжествующе заявил дядя.
Чтобы перевести разговор на другую тему, мистер Коркоран медленно и торжественно, словно священнодействуя, снял со стоявшего на столе предмета черное покрывало, и оказалось, что это граммофон.
— Полагаю, у вас найдутся иглы, — сказал он.
Дядя напустил на себя взволнованный вид, и даже щеки его раскраснелись.
— Истинную правду вы говорите, сэр, — произнес он, вынимая из кармана маленькую металлическую коробочку, — что правда, то правда, сегодня в Ирландии катехизис мало почитают, относятся к нему как к какой-нибудь грошовой книжонке, мне ли этого не знать. Но заповеди Божий, мистер Коркоран, вечны, и мы не отречемся от них до самого нашего смертного часа. И это великая вещь, что молодые люди стремятся проникнуться их духом, ибо без этого далеко в жизни не пойдешь. Запомни это, мой мальчик. Один катехизис стоит целого мешка всяких твоих ученых степеней и рукописей, над которыми ты трясешься.
Высморкавшись с трубным звуком, дядя подошел к столу, чтобы помочь мистеру Коркорану. Оба нагнулись над музыкальной машиной и в четыре руки извлекли из ее чрева складной, откидной, выдвижной звукосниматель. Я молча собрал свои бумаги, надеясь, что смогу улизнуть, никого не обидев. Мистер Коркоран открыл небольшое отделение внизу граммофона с помощью хитроумно скрытой пружины и достал несколько пластинок. Обращался он с ними, надо сказать, довольно небрежно, и пластинки со скрипом ударялись и царапались друг о друга. Дядя с озабоченным видом вставил заводное приспособление в отверстие на боку граммофона и принялся вращать его аккуратным равномерным движением, что, как известно, продлевает срок службы пружин и сохраняет их упругость. Боясь, что его ответственное отношение к порученному ему делу не будет должным образом оценено, он заметил, что быстрое вращение приводит к рывкам, рывки к перенапряжению пружины, а перенапряжение к поломке, таким образом употребив особую фигуру речи, чтобы подчеркнуть важность своих трудов.
Название фигуры речи . Анадиплосис.
— Умеренность во всем, — сказал он. — Так выигрываются решающие сражения.
Тут я припомнил, что он был членом оперного общества, состоявшего из жителей районов Рэтмайнс и Рэтгар; невыразительный баритон дал ему возможность закрепиться в хоре. Полагаю, мистер Коркоран пристроился подобным же образом.
Дядя осторожно опустил иглу на вращавшуюся пластинку и проворно отступил назад, его беспокойные, протянутые вперед руки застыли в предвкушении. Мистер Коркоран сидел на стуле возле камина, закинув ногу на ногу, потупленная голова опиралась на костяшки правой руки так, что верхняя губа приподнялась, обнажив влажно поблескивавшие зубы. Зазвучала музыка — фрагмент из оперы «Терпение», — с трудом пробивавшаяся сквозь шипение и потрескивание. Пластинки были старые, и на современных электрических проигрывателях слушать их было нельзя. Вступил хор, мистер Коркоран и дядя присоединились к нему в счастливой искушенной гармонии, сопровождая мелодию выразительными дирижерскими жестами. Сидевший спиной ко мне дядя авторитетно кивал головой в такт, так что жировая складка, обычно выпиравшая у него на шее из-под воротничка, то бледнела, то наливалась кровью.
Музыка смолкла.
Дядя покачал головой и, издав недоуменно-восхищенный звук, поспешно поднялся, чтобы остановить пластинку.
— Я могу слушать эту музыку с утра до вечера, — сказал он, — и она мне ни капельки не надоест. Дивная вещь. Думается мне, самая красивая из всех, нет, правда. А какая напевность, какая звучность, а, мистер Коркоран!
Мистер Коркоран, на которого я в этот момент случайно взглянул, предварительно улыбнулся, но едва только собирался раскрыть рот, как улыбка его исказилась, а тело выпрямилось и застыло. Вдруг он оглушительно чихнул, забрызгав пиджак и брюки исторгнутой из ноздрей слизью.
Дядя поспешил на помощь племяннику, я же почувствовал, как к горлу у меня подступила волна тошноты. Я тихонько рыгнул, издав звук, какой обычно принято издавать между умирающими. Передо мной маячила заботливо согнувшаяся дядина спина.
— Сейчас повсюду простуда, мистер Коркоран, — сказал дядя. — Надо вам следить за собой. И одевайтесь потеплее.
Схватив свои бумаги, я поспешно ретировался, пока дядя и мистер Коркоран дружно орудовали носовыми платками. Вернувшись в спальню, я в прострации растянулся на кровати, изо всех сил стараясь вернуть утраченное самообладание. Через какое-то время до меня донеслись слабые звуки музыки, еще больше приглушенные разделявшими нас дверьми, но ставшие ощутимо громче, когда вступил хор. Я накинул свой серый пиджак и выбрался на улицу.
Степень моего эмоционального смятения была столь велика, что я пошел по направлению к центру, не обращая никакого внимания на окружающее и без какой-либо определенной цели. Дождя не было, но тротуары и мостовые влажно блестели, и прохожие двигались быстрым, энергичным шагом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83