— Никак не могла проснуться, — безразличным тоном бросила она, садясь за стол. — Да и потом в школе нечего делать до двенадцати.
— До двенадцати?! — удивился мистер Ривз. — А мне казалось, ты говорила, что занятия начинаются в десять.
— В общем-то да, но, понимаешь, куда важнее обсуждать с другими студентами современные течения в искусстве, чем выполнять до бесконечности одни и те же упражнения.
— Что?! — воскликнул мистер Ривз. — Это что же, по-твоему, трепать языком важнее, чем заниматься делом?
— Важнее принадлежать к новой школе живописи, чем позволять всякому заплесневелому старью портить тебе руку.
Мистер Ривз был потрясен. Он внимательно прочел проспект Художественной школы, куда поступала Mapсель, и преисполнился уважения к таинственным буквам, стоявшим после фамилий преподавателей. Директор, например, был R. А. — то есть человек, явно достигший в своей области вершины профессионализма. Мистер Ривз почувствовал, что в интересах британского искусства должен встать на защиту «заплесневелого старья». Да… но только не надо портить первый день Свободы…
— Ну хорошо, хорошо, — примирительно сказал он, — не будем спорить, утеночек.
— Опять ты за свое! — Марсель гневно тряхнула своими красиво уложенными волосами. — Я ведь просила тебя, папа, не называть меня так. Это такое плебейство!
— Плебейство?! — Тут уж разъярился и мистер Ривз. — А ты кто, по-твоему? Я что-то не заметил твоего имени в Дебретте , хоть твоя мать и ведет себя так, точно она там значится. А откуда, ты считаешь, взялись твои денежки, благодаря которым ты можешь бездельничать, выламываться, завивать себе волосы и… и… ну вообще? Тридцать лет тяжелого плебейского труда в плебейском Сити — вот откуда они взялись.
— Художники выше классовых различий, — высокомерно заявила Марсель.
— В самом деле? — заметил мистер Ривз с сарказмом, не достигшим цели. — Однако они не выше попрошайничества. И потом — ты-то какая художница, позволь тебя спросить, и сколько ты зарабатываешь в год в этом своем надклассовом обществе? Ничего, нуль. Если бы не я и не мои плебейские деньги, где бы ты сейчас была? Уж во всяком случае не сидела бы с разными там бездельниками за кофе с яичницей в кафе «Твой старый дуб» и не молола бы всякой чепухи об искусстве. Тоже скажет — художница! Тьфу! Ха! Хм!…
И волна возмущения стремительно вынесла мистера Ривза из столовой. В холле мистер Ривз дал себе превосходный совет взять себя в руки, иначе, того и гляди, испортишь… Пойди в кабинет, выкури не торопясь трубочку, успокой нервы, почитав какой-нибудь детектив, пройдись перед ленчем. Хорошо, отлично…
Приоткрыв дверь своего «кабинета», мистер Ривз отшатнулся в таком ужасе, какого не мог бы ему внушить ни один рассказ. Все в комнате стояло вверх дном, письменный стол его был накрыт бумагой, и Эстер, повязав голову платком, вытряхивала пыль из книг.
— Что это значит? Эстер, что это значит?
— Весенняя уборка, сэр.
— Весенняя?… О, боже!
— Хозяйка сказала, что как вы теперь будете почти все время дома, сэр, то я должна перво-наперво прибрать вашу комнату, чтоб у вас тут было ладно и чисто.
— Хм! — изрек мистер Ривз. — Очень заботливо, конечно. Хм… А мне тем временем куда деваться?
— Вот уж не знаю, сэр, — кротко сказала Эстер.
Ну и мистер Ривз тоже этого не знал. Он нерешительно побрел обратно в холл и остановился перед телефоном. Может, позвонить кому-нибудь, пригласить на ленч? Но кому? Все сейчас на работе. Нет, лучше взять машину и…
— Джон!
Перед ним стояла миссис Ривз в новом утреннем костюме, уже совсем одетая для улицы.
— Я ухожу. Мне надо сделать кое-какие покупки, потом этот ленч, но я вернусь сразу после трех. Надеюсь, ты не будешь возражать, если я возьму машину, душа моя?
— Нет, — отрезал мистер Ривз. — Бери, бери машину. И вместе с ней хоть весь этот чертов дом.
— Ах, Джон! — озабоченно защебетала миссис Ривз. — Что с тобой сегодня? Мне казалось, ты должен быть так счастлив, а ты злишься на весь белый свет. Ну, пожалуйста, постарайся быть с нами поласковее, душа моя.
И, поцеловав мужа и нежно улыбнувшись ему, миссис Ривз отбыла из дома. А мистер Ривз продолжал задумчиво стоять в холле, глядя на шляпы и пальто, красовавшиеся на вешалке, и считая секунды. Он слышал, как Эстер хлопала книгами, вытряхивая из них пыль, а из кухни доносились обрывки негритянской песни в далеко не совершенном исполнении поварихи. Куда же ему девать себя в этот первый день первого месяца первого года Свободы?… Тут дверь столовой распахнулась — мистер Ривз даже вздрогнул от неожиданности, — и с высоко поднятой головой мимо него молча прошествовала Марсель.
Мистер Ривз надел кепи, в котором обычно играл в гольф, взял плащ и, гонимый из дому, вышел на улицу, где гулял северо-западный ветер. Стопы свои он направил в «Девятнадцатую лунку».
ДВА
Дорога в гольф-клуб показалась мистеру Ривзу безмерно длинной. Он привык совершать этот путь, сидя за рулем своей машины, ни на йоту не превышая установленной скорости — тридцать миль в час, хотя большую часть времени ехал против ветра. А сейчас он шел пешком — шел мимо изгородей из падуба, изгородей из бирючины, изгородей из лавра, за которыми виднелись средней величины особнячки, удивительно похожие на его собственный, с видом на… и так далее… А потом перед ним. вдруг возникла изгородь из боярышника, за которой паслось несколько коров, — кусочек старого Мэрвуда. Не облегчало мистеру Ривзу дороги и бремя не слишком веселых дум.
«Возмутительно! Выгнали из собственного дома. И в такой-то день. А ведь могли бы устроить мне маленький праздник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96