Значит, Тэнсёин-сама?— Да.— Личного секретаря?— Правильно.— За которого вышла замуж…— Младшая сестра которого вышла замуж!— Да, да, я ошибся. Мужа младшей сестры…— Матери племянника дочь!— Матери племянника дочь?— Да. Теперь, кажется, поняли?— Нет. Все что-то перепуталось, никак не соображу. В конце концов, кем же она приходится Тэнсёин-сама?— Какой вы непонятливый. Она дочь племянника матери мужа младшей сестры личного секретаря Тэнсёин-сама, я же с самого начала ясно сказала.— Это-то я понял…— Большего от вас и не требуется.— Да, да.Мне ничего не оставалось, как только сдаться. Иногда так складываются обстоятельства, что приходится без зазрения совести врать.Многострунное кото за сёдзи вдруг смолкло, и послышался голос учительницы: «Микэ! Микэ! Обедать!»Микэко радостно воскликнула:— Госпожа учительница зовет. Я пойду, ладно?Не говорить же мне: «Не ходите».— Приходите опять, — сказала она и, позвякивая бубенчиком, пробежала через двор, но потом быстро вернулась и с беспокойством спросила:— Вы очень плохо выглядите. Что-нибудь случилось?— Ничего особенного. Просто от разных дум голова немного разболелась. Вот я и пришел сюда: думаю, поговорю с вами и все пройдет.Не мог же я рассказать ей о том, как танцевал с моти во рту.— Да? Смотрите же, берегите здоровье. До свиданья.Ей, кажется, было чуточку жаль расставаться со мной, и после истории с дзони я впервые почувствовал себя легко и бодро. У меня было отличное настроение. Я решил вернуться домой через уже знакомый читателю чайный садик. Ступая по тающим иглам инея, я пробрался к такому же забору, как у храма Кэнниндзи и, просунув голову через дыру в нем, увидел Куро, который, как обычно, сидел выгнув спину на засохшем кусте хризантемы и сладко позевывал. Теперь я уже был не тот, что раньше, и не дрожал от страха при одном виде Куро, но мне не хотелось разговаривать с ним, и я попытался пройти мимо, будто вовсе и не знаком с ним. Но не такой у Куро характер, чтобы сделать вид, словно он не замечает презрительного к нему отношения.— Ну ты, серость безыменная! Не кажется ли тебе, что в последнее время ты уж слишком стал заноситься. Нечего ходить с такой спесивой рожей, хоть ты и жрешь учительские харчи. Не валяй дурака.Куро, видимо, еще не знал, что я стал знаменитостью. Я хотел было рассказать ему об этом, но потом подумал, что он все равно ничего не поймет, и решил, что лучше просто поздороваться с ним, а потом как можно быстрее откланяться.— А, Куро-кун. Поздравляю с Новым годом. Ты, я вижу, бодр, как всегда, — сказал я и, подняв хвост, повел им влево. Куро же только поднял хвост, но махать им в знак приветствия не стал.— Что, поздравляю? Я хоть на Новый год дурак, а такие, как ты, целый год ходят в дураках [25]. Ты смотри у меня, не очень-то, рыло — кузнечный мех.«Рыло — кузнечный мех» — это, кажется, ругательство, но я не понимаю, что оно значит, и поэтому спросил:— Прости, пожалуйста, но что такое, «рыло — кузнечный мех»?— Вот так так, тебя ругают, а ты еще спрашиваешь, что это означает. Сказано, дурак новогодний.«Дурак новогодний» — это ругательство хотя и звучит поэтично, но еще более непонятно, чем «кузнечный мех». Хотел было осведомиться и об этом, но ведь все равно, сколько ни спрашивай, вразумительного ответа не получишь, а поэтому я продолжал молча стоять перед Куро. Мне уже все это начинало надоедать, как вдруг послышался визгливый голос хозяйки Куро. Она громко вопила:«Ой, а где же лососина, которую я положила на полку? Вот несчастье! Опять этот чертов Куро украл. Вот паршивец! Пусть теперь только вернется!» Эти крики бесцеремонно сотрясали разлитую в воздухе тишину ясного весеннего дня и нарушали всю прелесть «августейшего царствования, когда ни одна ветвь на деревьях не шелохнулась». Куро скорчил дерзкую гримасу, словно желая сказать: «Ругаешься? Ну, ну, ругайся сколько влезет», — и, выставив вперед квадратный подбородок, подмигнул мне: дескать, слыхал? Тут я увидел, что в ногах у него валяются покрытые грязью остатки лосося, каждый кусок которого стоил примерно две сэны и три рина. Я был настолько обескуражен встречей с Куро, что только теперь заметил, чем лакомился мой грозный сосед.— А ты занимаешься своим прежним ремеслом! — с невольным восхищением воскликнул я, позабыв весь предыдущий разговор. Но даже после этого настроение у Куро нисколько не улучшилось.— Чем это я занимаюсь? Ах ты сукин сын! Подумаешь, стащил кусок-другой лососины, так уж «прежним ремеслом»! Ты давай поменьше оскорбляй других. Позволю себе напомнить, что я все-таки Куро рикши.И он начал скрести против шерсти свою правую переднюю лапу, от когтей и до самого плеча. Это означало, что он засучивает рукава.— Мне давно известно, что ты Куро-кун.— А если известно, так почему говоришь «занимаешься своим прежним ремеслом»? Почему, спрашиваю, — вызывающим тоном заговорил Куро. Будь мы людьми, он уже давно схватил бы меня за грудь и отхлестал бы по щекам. Я немного перетрусил и про себя подумал: «Ну и попал же я в переплет», — но тут тишину снова нарушил голос хозяйки Куро: «Послушай, Нисикава-сан! Нисикава-сан! Дело есть. Сейчас же тащи кин [26] говядины! Понял? Один кин говядины, только не жесткой».— Ха, берет говядину раз в год, а орет так, что уши режет. Решила похвастаться перед соседями: смотрите, мол, целый кин говядины покупаю. Просто беда с этой глупой бабой.Не переставая злословить, Куро вытянул все четыре лапы. Я уже не знал, что говорить, и молча смотрел на него.— Подумаешь, кин! Да там и смотреть не на что. Ну уж ладно. Пойду съем хоть это, как только принесут, — произнес Куро таким тоном, словно мясо заказывали специально для него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24