Тогда Родольф обнимал улыбающуюся, оживлённую подругу и часами что-то говорил ей на дивном нелепом языке, каким изъясняется страсть в часы самозабвенья. Мими слушала сначала спокойно, скорее удивленная, чем растроганная, но понемногу вдохновенное красноречие Родольфа, то нежное, то задорное, то мечтательное, захватывало ее. Под лучами этой любви мало-помалу таял лед безразличия, сковавший ее сердце, губы начинали трепетать, она бросалась Родольфу на шею и поцелуями высказывала все то, чего не могла бы выговорить словами. И заря заставала их в тесном объятии, с прикованными друг к другу взорами, а их пылающие и влажные уста еще шептали бессмертное слово,
…которое уже пять тысяч лет
Твердят любовники, встречая вновь рассвет.
Но на следующее же утро по малейшему поводу вспыхивала ссора, и вспугнутая любовь надолго улетала прочь.
Наконец Родольф понял, что, если он не примет решительных мер, мадемуазель Мими своими белыми ручками столкнет его в пропасть, на дне которой погибнет и молодость его, и будущность. Настал час, когда суровый голос рассудка заглушил в нем голос любви, и путем безупречных умозаключений, подтвержденных фактами, Родольф пришел к выводу, что мадемуазель Мими не любит его. Он даже понял, что минуты нежности, какими дарит его подруга, всего лишь прихоть чувственности и что Мими поступает подобно тем женщинам, которые вдруг воспламеняются любовью к мужу только потому, что мечтают получить кашемировую шаль или новое платье, или просто потому, что любовник на время уехал, — и в таком случае оправдывается поговорка: «Раз нет белого хлеба, то и серый хорош». Словом, Родольф готов был все простить любовнице, кроме равнодушия. Итак, он принял окончательное решение и объявил мадемуазель Мими, чтобы она подыскала себе нового сожителя. Мими расхохоталась и стала держать себя вызывающе. Но в конце концов она убедилась, что Родольф стоит на своем и совершенно спокойно встречает ее даже после того, как она пропадает по суткам, и его непривычная твердость стала тревожить ее. Поэтому два-три дня она была очаровательна. Однако любовник не изменял своего решения и не раз спрашивал, не подыскала ли она себе кого-нибудь другого. — А я и не искала, — отвечала она. В действительности же она искала, и даже прежде, чем ей это посоветовал Родольф. За две недели она сделала две попытки. Приятельница пришла ей на помощь и познакомила с неким юнцом, который соблазнил Мими кашемировыми шалями и мебелью палисандрового дерева. Но вскоре Мими на опыте убедилась, что если этот школяр и силен в алгебре, то не слишком сведущ в делах любви. А так как Мими не желала заниматься воспитанием, она тут же бросила влюбленного новичка, отказавшись от кашемировых шалей, которые еще бродили на тибетских пастбищах, и от палисандрового дерева, еще шелестевшего листвой в лесах Нового Света.
Школяра быстро сменил бретонский дворянин. Мими в него молниеносно влюбилась, и ей удалось без особого труда стать графиней.
Как ни клялась Мими в верности, Родольф проведал о последней ее измене. Ему захотелось узнать истинную правду, и однажды, после того как Мими не вернулась на ночь домой, он утром отправился туда, где она, по его предположениям, должна была находиться. Тут он получил самое убедительное доказательство, и оно насквозь пронзило его сердце. Он увидел, как Мими выходит из особняка, где ее возвели в графское достоинство, глаза ее еще были подернуты влажной дымкой, она шла под руку с новым властелином, который, по правде сказать, далеко не так гордился своей новой победой, как Парис, греческий красавец пастух, после похищения прекрасной Елены.
При виде Родольфа мадемуазель Мими немного растерялась. Она подошла к нему, и они минут пять спокойно поговорили, затем расстались и пошли каждый своей дорогой. Разрыв был окончательный.
Родольф вернулся домой и весь день укладывал вещи Мими.
На другой день у него собралось несколько друзей, и он сообщил им о случившемся. Все поздравляли его с этой великой удачей.
— Мы поможем вам, милый поэт, вырвать сердце из рук этого злого создания, — говорил приятель, при котором мадемуазель Мими не раз обижала Родольфа. — Скоро вы оправитесь от своего недуга и будете гулять с новой Мими по зеленым тропинкам Онэ и Фонтенэ-о-Роз.
Родольф клялся, что больше не будет мучиться сожалениями и предаваться отчаянию. Он даже согласился пойти на бал в Мабий. Как редактор «Покрывала Ириды», он имел доступ в этот прекрасный сад, где царят роскошь и веселье, — но на сей раз его неряшливый костюм служил плохой рекламой журналу. Здесь Родольф встретил приятелей и стал с ними пить. Он поведал о своих невзгодах и разглагольствовал целый час с неимоверным пылом, поражая всех искрометным остроумием.
— Увы, увы! Родольф чересчур весел, — заметил художник Марсель, встревоженный этим потоком сарказмов. — Родольф чересчур уж весел!
— Он очарователен! — сказала молодая женщина, которой Родольф поднес букет цветов. — И хоть он одет из рук вон плохо, я готова скомпрометировать себя, если он пригласит меня танцевать.
Родольф услышал ее слова и через минуту был у ее ног, он пригласил ее, обратившись к ней с пышной речью, благоухавшей мускусом и амброй, галантность его излияний достигала восьмидесяти градусов по Ришелье. Дама совершенно растерялась, — его речь сверкала ослепительными прилагательными и цветистыми оборотами и была столь выдержана в духе Регентства, что у Родольфа, казалось, вот-вот покраснеют каблуки. Он стал похож на дворянина старого закала. Приглашение было принято.
Родольф имел не больше понятия о танце, чем о тройном правиле математики, зато его воодушевляла невиданная отвага.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93