«Тысяча чертей!» Родольф, взглянув на часы. — Время еще раннее… а моя соседка — из тех Джульетт, что держат своих Ромео и после того, как пропоет жаворонок. Значит, сегодня мне не работать».
Он взял шляпу и вышел.
Подойдя к привратницкой, чтобы сдать ключ от комнаты, он застиг жену швейцара в объятиях какого-то франта. Бедная женщина так растерялась, что добрых пять минут не могла дернуть за шнурок, чтобы отворить Родольфу дверь.
«Оказывается, бывают мгновенья, когда привратницы снова превращаются в женщин», — подумал Родольф.
В парадном он увидел пожарного с расфранченной кухаркой, они держали друг друга за руки и обменивались залогами любви.
«Есть же, однако, еретики, которым и невдомек, что теперь пост», — подумал Родольф при виде бравого вояки и его дебелой подруги.
И он направился к приятелю, который жил неподалеку.
«Если я застану Марселя дома, — раздумывал он, — мы с ним весь вечер посплетничаем о Коллине. Надо же чем-нибудь заниматься…»
На его оглушительный стук дверь чуточку приотворилась, и показался скудно одетый молодой человек: на нем были только рубашка и монокль.
— Сейчас тебя принять не могу, — сказал он Родольфу.
— Почему? — спросил тот.
— Смотри! — Марсель, указывая на женскую головку, видневшуюся из-за гардины. — Вот тебе ответ.
— Ответ неважный, — сказал Родольф, когда дверь захлопнулась перед его носом.
«Как же быть, — раздумывал он, оказавшись на улице, — не отправиться ли к Коллину? Посплетничаем о Марселе».
На Западной улице, обычно темной и безлюдной, Родольф заметил какую-то тень, которая уныло расхаживала взад и вперед, бормоча что-то похожее на стихи.
— Что это за рифмы? И кого это он тут поджидает? Да это ты, Коллин!
— Родольф! Кого я вижу! Куда ты?
— К тебе.
— Вряд ли застанешь меня дома.
— Что ты тут делаешь?
— Жду.
— Чего?
— Ну вот! — ответил Коллин с шутливым пафосом. — Чего же можно ждать, когда тебе двадцать лет, когда на небе сверкают звезды, а в воздухе звучат песни?
— Изъясняйся прозой.
— Я жду девушку.
— Желаю удачи! — Родольф и продолжал путь, разговаривая сам с собою: «Ну и ну! Как видно, сегодня день святого Купидона и на каждом шагу мне будут попадаться влюбленные. Это безнравственно, возмутительно! И о чем только думает полиция!»
Люксембургский сад был еще открыт, и Родольф решил пересечь его, чтобы сократить путь. В пустынных аллеях то и дело мелькали какие-то тесно обнявшиеся парочки, казалось, они были вспугнуты шумом его шагов и искали, по выражению поэта, приюта в сладостном сумраке и тишине.
«Вот вечер, какие описывают в романах», — думал Родольф.
Но и сам он под конец невольно проникся какой-то грустной истомой, он сел на скамью и меланхолически залюбовался луной.
Немного погодя он уже очутился во власти каких-то лихорадочных галлюцинаций. Ему казалось, будто мраморные боги и герои, населяющие сад, сходят с пьедесталов и начинают ухаживать за своими соседками — небожительницами и героинями, он ясно услышал, как толстый Геркулес обращается с мадригалом к Велледе, туника которой, казалось Родольфу, как-то странно укоротилась.
Он заметил, что лебедь, обычно красующийся посреди бассейна, поплыл к приютившейся неподалеку нимфе.
«Вот и Юпитер направляется на свидание к Леде, — подумал Родольф, принимая всерьез всю эту мифологию. — Лишь бы их не настиг сторож!»
Он стиснул голову руками, и в его мозг словно вонзились некие шипы. Но в самый разгар упоительных мечтаний его внезапно вернул к действительности сторож, он подошел к Родольфу и хлопнул его по плечу.
— Сад закрывается, сударь, — сказал он.
«Тем лучше, — подумал Родольф. — Останься я здесь еще минут пять — в сердце у меня распустилась бы уйма незабудок — больше чем на всех берегах Рейна и во всех романах Альфонса Карра».
И он поспешил прочь из сада, напевая чувствительный романс, служивший ему любовной марсельезой.
Через полчаса, сам не зная как, он очутился в «Прадо», сидел за бокалом пунша и беседовал с рослым малым, славившимся своим носом: нос этот обладал Удивительным свойством — он казался орлиным в профиль и курносым — спереди, хозяин этого диковинного носа был не лишен остроумия, достаточно искушен в любовных приключениях и при случае мог дать добрый совет и поддержать приятеля.
— Итак, — говорил Александр Шонар (обладатель знаменитого носа), — вы влюблены!
— Да, дорогой мой… Схватило меня сразу, вот только что. Нечто вроде нестерпимой зубной боли в сердце.
— Дайте-ка табачку, — прервал его Александр.
— Представьте себе: вот уже два часа я встречаю одних лишь влюбленных, мужчины и женщины попадаются мне не иначе как парочками. Мне вздумалось зайти в Люксембургский сад, там я увидел такие фантасмагории, что был потрясен до глубины души, в голове у меня бродят элегии, я готов блеять и ворковать: я чувствую себя не то ягненком, не то голубком. Присмотритесь, вероятно, я уже оброс шерстью и перьями.
— Чего это вы нализались? — спросил Александр, теряя терпение. — Вы меня разыгрываете.
— Поверьте, я говорю вполне серьезно, — ответил Родольф. — Впрочем, нет. Но заявляю вам, что я испытываю неодолимую потребность кого-то обнять. Знаете, Александр, человек не должен жить в одиночестве, короче говоря, вы должны помочь мне найти женщину… Зайдем куда-нибудь на бал, и той, на которую я вам укажу, вы скажете, что я в нее влюблен.
— А почему бы вам не сказать это самому? — проговорил Александр своим великолепным гнусавым баском.
— Дорогой мой, уверяю вас, я совсем забыл, как говорится такие вещи. Ко всем моим романам предисловия строчили за меня друзья, а в иных случаях писали и развязки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93