— Я другими и не пишу, — заверил его Шонар. — Какой же величины желаете вы портрет?
— Вот такой, — ответил господин Бланшерон, указывая на огромный холст. — А сколько это будет стоить?
— Франков пятьдесят — шестьдесят. Пятьдесят без рук, шестьдесят с руками.
— Фу ты! Кузен говорил — тридцать.
— Это смотря по сезону, — ответил живописец. — В известное время года цены на краски сильно поднимаются.
— Скажите пожалуйста! Значит, как на сахар?
— Совершенно так же!
— Что ж, идет! Пятьдесят франков, — согласился Бланшерон.
— Это вы зря. За лишних десять франков вы имели бы руки, в них я вложил бы вашу брошюру о сахарном вопросе, что было бы весьма лестно.
— Пожалуй, вы правы.
«Черт возьми, — подумал Шонар, — еще немного, и я лопну от смеху и раню его осколками».
— Заметил? — шепнул он Марселю.
— Что?
— На нем черный фрак.
— Понимаю! Блестящая идея! Предоставь мне действовать.
— Итак, сударь, когда же мы приступим к делу? — спросил уполномоченный. — Мешкать нельзя, я скоро уеду.
— Мне и самому придется отлучиться по делам. Послезавтра я уезжаю из Парижа. Поэтому, если угодно, начнем хоть сейчас. Проведем основательный сеанс, и дело сразу подвинется.
— Но ведь скоро стемнеет, а при свечах рисовать нельзя, — заметил господин Бланшерон.
— Моя мастерская так оборудована, что можно писать в любое время, — возразил художник. — Соблаговолите снять фрак и сесть в позу, сейчас начнем.
— Снять фрак? Зачем?
— Но ведь вы сказали, что портрет предназначается для вашей семьи.
— Это верно.
— Значит, вас надо изобразить в домашнем виде, в халате. Так уж принято.
— Но у меня нет с собой халата.
— Зато у меня есть. Тут все предусмотрено, — ответил Шонар, подавая заказчику какое-то отрепье, испачканное красками. Почтенный провинциал проявил было нерешительность.
— Странный наряд, — проронил он.
— И притом драгоценный, — ответил художник. — Некий турецкий визир подарил его Орасу Берне, а господин Берне — мне. Я его ученик.
— Вы ученик Берне? — удивился Бланшерон.
— Да, сударь, имею честь быть его учеником. «Какая подлость, — мелькнуло у него в голове, — я отрекаюсь от своих кумиров!»
— И есть чем гордиться, — продолжал уполномоченный, напяливая на себя халат столь благородного происхождения.
— Повесь фрак господина Бланшерона на вешалку, — обратился Шонар к приятелю, многозначительно ему подмигнув.
— Вот повезло! — прошептал Марсель, хватая добычу и указывая на Бланшерона. — Постарайся подцепить аванс!
— Попробую! Но сейчас не об этом речь, одевайся поживей и удирай. Возвращайся к десяти, я его до тех пор задержу. А главное прихвати чего-нибудь пожевать.
— Прихвачу ананас! — ответил Марсель, исчезая.
Он мигом оделся. Фрак пришелся ему как по мерке, и юноша поспешил улизнуть через черный ход.
Тем временем Шонар принялся за работу. Уже совсем стемнело. Господин Бланшерон услыхал, как бьет шесть часов, и вспомнил, что еще не обедал. Он сказал об этом художнику.
— Я тоже не обедал. Но ради вас сегодня обойдусь и так. А я ведь был зван в один дом в Сен-Жерменском предместье, — сказал Шонар. — Но сеанс прервать нельзя, — это может повредить сходству.
И он снова взялся за кисти.
— Впрочем, — решил он вдруг, — мы можем пообедать, не сходя с места. В нашем доме превосходный ресторан, и нам доставят все что угодно.
Шонар насторожился: как будет встречено его остроумное предложение?
— Отличная мысль! — обрадовался господин Бланшерон. — Надеюсь, вы не откажетесь сделать мне честь и составите мне компанию.
Шонар поклонился.
«Право же, превосходный малый, — подумал он. — Истинный посланец провидения».
— Что же вы желаете заказать? — спросил он своего амфитриона.
— Сделайте одолжение, закажите сами, — учтиво ответил тот.
— Смотри не раскайся, приятель! — пел художник, опрометью сбегая по лестнице.
Он направился в ресторан, подошел к стойке и заказал такое меню, что трактирный Ватель даже побледнел.
— Подайте бордоского.
— А кто будет платить?
— Уж конечно не я, — ответил Шонар. — Платить будет мой дядюшка, большой чревоугодник, вы увидите его у меня в мастерской. Но постарайтесь не ударить лицом в грязь и подайте обед не позже как через полчаса. И чтобы все было сервировано на фарфоре.
В восемь часов господин Бланшерон уже почувствовал неодолимую потребность поделиться с приятелем своими заветными идеями по части сахарной промышленности и подробно пересказал Шонару содержание сочиненной им брошюры.
Шонар аккомпанировал ему на рояле.
В десять часов друзья уже отплясывали галоп и обращались друг к другу на «ты». В одиннадцать они поклялись никогда не расставаться и написали завещания, в которых отказывали друг другу все свои богатства.
В полночь Марсель возвратился домой и застал их друг у друга в объятиях, они заливались слезами. В мастерской было уже на полпальца воды. Марсель наткнулся на столик и заметил роскошные остатки великолепного обеда. Заглянув в бутылки, он убедился, что они совершенно пусты.
Марсель попробовал было разбудить Шонара, но тот пригрозил его убить, если он вздумает похитить господина Бланшерона, который в данное время служил ему подушкой.
— Неблагодарный! — проворчал Марсель, вынимая из кармана фрака горсточку орехов. — А я-то принес ему поесть!
III
ВЕЛИКОПОСТНАЯ ЛЮБОВЬ
Как— то великим постом Родольф пораньше возвратился домой, намереваясь поработать. Но едва он сел за стол и обмакнул перо в чернильницу, как его внимание привлекли какие-то странные звуки, он приложился ухом к предательской перегородке, отделявшей его от соседней комнаты, прислушался и ясно различил диалог, который то и дело прерывался поцелуями и какими-то невнятными восклицаниями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93