- Где капитан?! - громовым голосом крикнул он.
- Два часа назад выехал. И пусть бы он убирался к черту со всеми гугенотами, пока мы их не сожгли!
Вместо ответа Мержи закатил ему увесистую оплеуху.
От неожиданности и от силы удара трактирщик на два шага отступил. Из кармана его штанов торчала костяная ручка большого ножа, и он уже за нее схватился. Не справься трактирщик с первым порывом ярости, беда была бы неотвратима. Благоразумие, однако, пересилило злобу, и от его взора не укрылось, что Мержи потянулся к длинной шпаге, висевшей над изголовьем. Это сразу же заставило трактирщика отказаться от неравного боя, и он затопал вниз по лестнице, крича во всю мочь:
- Разбой! Поджог!
Поле битвы осталось за Мержи, но в том, что победа принесет ему плоды, он был далеко не уверен, а потому, застегнув пояс, засунув за него пистолеты, заперев и подхватив чемодан, он принял решение идти к ближайшему судье. Он уже отворил дверь и занес ногу на первую ступеньку, как вдруг глазам его внезапно представилось вражеское войско.
Впереди со старой алебардой в руке поднимался трактирщик, за ним - трое поварят, вооруженных вертелами и палками, а в арьергарде находился сосед с аркебузой. Ни та, ни другая сторона не рассчитывала на столь скорую встречу. Каких-нибудь пять-шесть ступенек разделяли противников.
Мержи бросил чемодан и выхватил пистолет. Это враждебное действие показало дядюшке Эсташу и его сподвижникам, насколько несовершенен их боевой порядок. Подобно персам под Саламином [41], они не сочли нужным занять такую позицию, которая позволила бы им воспользоваться всеми преимуществами своего численного превосходства. Если бы единственный во всем их войске человек, снабженный огнестрельным оружием, попробовал его применить, он неминуемо ранил бы стоявших впереди однополчан, а между тем гугенот, держа под прицелом всю лестницу, сверху донизу, казалось, мог одним пистолетным выстрелом уложить их всех на месте. Чуть слышное щелканье курка, взведенного гугенотом, напугало их так, словно выстрел уже грянул. Вражеская колонна невольно сделала поворот "кругом" и, ища более обширного и более выгодного поля битвы, устремилась в кухню. В суматохе, неизбежной при беспорядочном отступлении, хозяин споткнулся о свою же собственную алебарду и полетел. Будучи противником великодушным, Мержи счел неблагородным прибегать к оружию и ограничился тем, что швырнул в беглецов чемодан; чемодан обрушился на них, точно обломок скалы, и, от ступеньки к ступеньке все ускоряя свое падение, довершил разгром вражеского войска. Лестница очистилась от неприятеля, а в виде трофея осталась сломанная алебарда.
Мержи сбежал по лестнице в кухню, - там уже враг построился в одну шеренгу. Аркебузир держал оружие наготове и раздувал зажженный фитиль. Хозяин, падая, разбил себе нос, и теперь он, весь в крови, как раненый Менелай за рядами греков, стоял позади шеренги. Махаона или Подалирия [42] заменяла ему жена: волосы у нее растрепались, чепец развязался, грязной салфеткой она вытирала мужу лицо.
Мержи действовал решительно. Он пошел прямо на владельца аркебузы и приставил ему к груди дуло пистолета.
- Брось фитиль, а не то я тебя пристрелю! - крикнул он.
Фитиль упал на пол, и Мержи, наступив сапогом на кончик горящего жгута, загасил его. В ту же минуту союзники, все как один, сложили оружие.
- Что касается вас, - обратившись к хозяину, сказал Мержи, - то легкое наказание, которому я вас подвергнул, надеюсь, научит вас учтивее обходиться с постояльцами. Стоит мне захотеть - и здешний судья снимет вашу вывеску. Но я не злопамятен. Ну так сколько же с меня?
Дядюшка Эсташ, заметив, что Мержи, разговаривая с ним, спустил курок своего грозного пистолета и даже засунул пистолет за пояс, набрался храбрости и, вытираясь, сердито забормотал:
- Переколотить посуду, ударить человека, разбить доброму христианину нос... поднять дикий грохот... Я уж и не знаю, чем можно вознаградить за все это порядочного человека.
- Ладно, ладно, - усмехнувшись, молвил Мержи. - За ваш разбитый нос я вам заплачу столько, сколько он, по-моему, стоит. За переколоченную посуду требуйте с рейтаров - это дело их рук. Остается узнать, сколько с меня причитается за вчерашний ужин.
Хозяин посмотрел сперва на жену, потом на поварят, потом на соседа - он как бы обращался к ним за советом и за помощью.
- Рейтары, рейтары!.. - сказал он. - Не так-то просто с них получить. Капитан дал мне три ливра, а юнкер дал мне пинка.
Мержи вынул один из оставшихся у него золотых.
- Ну, расстанемся друзьями, - сказал он и бросил монету дядюшке Эсташу, но трактирщик из презрения не протянул за ней руку, и монета упала на пол.
- Одно экю! - воскликнул он. - Одно экю за сотню разбитых бутылок, одно экю за разоренный дом, одно экю за побои!
- Одно экю, за все про все одно экю! - не менее жалобно вторила его супруга. - У нас останавливаются господа католики, ну, иной раз и пошумят, да хоть расплачиваются-то по совести.
Будь Мержи при деньгах, он, разумеется, поддержал бы репутацию своих единомышленников как людей щедрых.
- Очень может быть, - сухо возразил он, - но господ католиков не обворовывали. Как хотите, - добавил он, - берите экю, а то и вовсе ничего не получите.
И тут он сделал такое движение, словно собирался нагнуться за монетой.
Хозяйка мигом подобрала ее.
- Ну-ка, выведите моего коня! А ты брось свой вертел и вынеси чемодан.
- Вашего коня, сударь? - скорчив рожу, переспросил один из слуг дядюшки Эсташа.
Как ни был расстроен трактирщик, а все же при этих словах он поднял голову, и в глазах его вспыхнул злорадный огонек.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11