– Да, я думаю, да. Не то чтобы я решил, будто этот кретин… но только я вдруг понял, что ты ведь свободна.
– Я не свободна, Майлз. Я никогда не была свободна. С тех пор, как узнала тебя.
– Лиза, ты хочешь сказать…
– Да. Я полюбила тебя с первой встречи, со дня вашей свадьбы.
– Любимая…
– Прости меня. Какое облегчение все тебе рассказать. И в то же время – ведь это смертный приговор. Я сама во всем виновата, Майлз. Я не должна была приезжать к вам. Я и вообразить не смела, чтобы ты мог проявить ко мне хоть малейший интерес, идущий дальше наших философских разговоров. Я только потому приехала, что любовь моя была безнадежной и я никак не собиралась ее обнаружить.
– Лиза, прости меня.
– Оставь, пожалуйста.
– Все эти потерянные годы. Дорогая моя…
– Ты не должен так думать…
– Можно, я включу свет?
– Нет, ради Бога, не надо. Диана спит?
– Да.
– Майлз, но все так чудесно, пусть даже это смерть. Никогда, в самых дерзких мечтах, я и вообразить себе не смела, что из-за меня ты будешь так взволнован.
– О Лиза, я даже выразить не в силах… Подумать только, ведь ты страдала… А я мог никогда и не узнать об этом.
– Теперь ты знаешь, и мне придется уехать.
– Нет-нет-нет. Ты никуда не уедешь. Я не отпущу тебя. Ты хочешь меня убить?
– Майлз, это же безнадежно, неужели ты не понимаешь? Боже мой, вдруг обрести тебя, держать в своих объятиях и в то же время знать, что это смерть…
– Лиза, не надо, не плачь, моя любимая. Мы должны что-то придумать, просто обязаны. Мы найдем выход. Это только в первый миг…
– На самом деле это последний миг, Майлз. Надо смотреть правде в глаза, мой дорогой. Мы не должны обманывать самих себя. В особенности ты… Это ведь у тебя все так необыкновенно, внезапно, как мимолетная буря. А реальность – это Диана, все эти годы совместной жизни…
– Лиза, Лиза…
– Нужно смотреть правде в глаза, Майлз. Не беспокойся обо мне. Я тебе бесконечно благодарна, это останется со мной на всю жизнь, как величайшая драгоценность, и я всегда-всегда буду теперь несусветной богачкой. Я счастлива, Майлз, и я благодарна тебе, что ты пришел. Наверное, если бы ты не пришел вот так, прямо среди ночи, я бы никогда тебе не призналась. Я счастлива, что теперь ты все знаешь, хотя это и очень больно. Но ничего, ничего тут не поделаешь, ничего не придумаешь, ничего не изменишь.
– Я не понимаю тебя, Лиза. Я и слышать ни о чем таком не хочу. Нас одарила сама судьба. Вот о чем мы должны думать.
– Ни одной минуты нельзя об этом думать. Это нас погубит.
– О Господи!
– И ты это понимаешь, Майлз.
– Лиза, я слишком мало знаю о тебе.
– И слава Богу.
– Ты говоришь, это внезапная, мимолетная буря. На самом деле не такая уж она внезапная. Все внезапное зреет исподволь. Ты знаешь, я давно уже заметил, что мы похожи, даже внешне.
– Да. Я тоже заметила, что мы похожи. Это потому, что я много думала о тебе.
– Нет, это потому, что ты создана для меня. Ты – моя единственная.
– Нет-нет, Майлз. Ты чересчур взволнован, и сейчас слишком поздний час. Ты сам не знаешь, что говоришь. Это богохульство.
– Парвати?
– И Диана.
– Диана – совсем другое. Ты же знаешь, с Дианой ничего подобного у меня не было. Да и никогда ничего подобного не было.
– Это сейчас тебе кажется, но…
– Мне бы хотелось рассказать тебе о Парвати. Тебе я смог бы это рассказать. О ней я ни с кем никогда не говорил.
– Я много думала о Парвати. Мне хотелось увидеть ее фотографию, но я стеснялась попросить ее у тебя.
– Она была беременна, когда погибла.
– О Майлз…
– Я никому не говорил об этом, даже Диане.
– Это еще не зажило в тебе?
– Порой мне кажется, что это был сон и что он еще длится. Давно следовало все забыть и убедить себя, что ничего не вернешь, но я не могу. Словно кошмарное наваждение преследует тебя постоянно. Я написал поэму о Парвати.
– И тебе стало легче?
– Да. Мне было необходимо… отпраздновать… ее смерть. Не знаю, понимаешь ли ты меня.
– По-моему, да.
– Иногда мне кажется, Лиза, что я так никогда и не пережил по-настоящему ее смерть. Я ее опоэтизировал, возвел в нечто нереальное, в нечто прекрасное. Я обязан был выстрадать все до конца, а не уходить в стихи.
– Мы бы все поступали так, если б могли.
– Кто знает. Но осталась какая-то неопределенность, какая-то фальшь. Мне кажется, я из-за этого не способен писать. Будто на мне проклятие. И в то же время мне кажется, что по-настоящему пережить ее смерть для меня слишком невыносимо, даже теперь.
– Возможно, тебе это еще предстоит – когда придет время.
– Ты могла бы помочь мне. Я бы мог пережить все заново, с тобой.
– Нет-нет, я не подхожу… Мне нельзя этого касаться… По совсем другим причинам.
– Лиза, ты единственная, кого я способен сравнить с Парвати… Это всему придало бы смысл.
– Нет. Тут я тебе не помощник.
– Лиза, ты не можешь бросить меня теперь, когда ты обрела меня, это непостижимо. Мы же умные люди. Все в наших силах. Ты мне обещаешь, что не уедешь?
– Нет, я не могу обещать этого, Майлз.
– Ну пообещай хотя бы, что ты не уедешь завтра же!
– Завтра я не уеду, обещаю.
– Слава Богу. Завтра мы как следует все обсудим. Мы должны стать хозяевами положения, Лиза. Нам нельзя отступаться.
– Ну, иди, Майлз, пожалуйста. Диана проснется.
– Хорошо. Дай мне поцеловать тебя. Господи, я же ни разу в жизни не поцеловал тебя!
В темноте они неуверенно, неловко нашли губы друг друга.
– Ну, иди же, иди.
– Милая, не измени, не предай.
– Ну, пожалуйста, уходи.
– Пообещай, что будешь стараться все преодолеть. Мы вместе будем стараться. Мы победим.
– Иди, Майлз.
– До завтра, Лиза. Скажи: «До завтра».
– До завтра.
Майлз, спотыкаясь, вышел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87