ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
"Не-я", считает он, в конце, так сказать, открыто соматике и там вбирает в себ инстинктивные потребности, которые и находят в нем свое психическое выражение - неизвестно, в каком слое. Через инстинкты оно наполняется энергией; но оно неорганизованно, не проявляет общей воли, проявляет только стремление удовлетворить инстинктивные потребности, придерживаясь принципа наслаждения. Тут не имеют силы никакие законы логического мышления, прежде всего закон противоречия. "Противоречивые порывы сосуществуют, не взаимоуничтожаясь и не убавляя друг друга, разве что под экономическим принуждением они сходятся для отвода энергии в какие-то компромиссные формации..." Вы видите, дамы и господа, что такое положение, судя по нашему нынешнему опыту, вполне может распространиться на само "я", на все массовое "я", особенно благодаря нравственному заболеванию, вызываемому поклонением бессознательному, прославлением его единственно жизнеутверждающей "динамики", систематическим прославлением примитивного и иррационального... Ибо бессознательное, "не-я", примитивно и иррационально, оно чисто динамично. Оно не знает оценок, не знает добра и зла, не знает морали. Оно не знает даже времени, не знает хода времени, не знает, как он меняет психический процесс. "Порывы, - говорит Фрейд, - которые никогда не выходили за пределы "не-я", да и впечатления, которые были вытеснены, погружены в "не-я", потенциально бессмертны, они ведут себя десятилетиями так, словно возникли сейчас. Распознать их как прошлое, обесценить и лишить заряда энергии можно лишь после того, как они благодаря аналитической работе будут осознаны". И на этом, прибавляет он, главным образом и основано целительное действие лечения анализом... Теперь нам понятно, как антипатична должна быть аналитическая глубинная психология такому "я", которое, опьянившись религиозностью бессознательного, само пришло в состояние адской динамики. И нам становится ясно, почему такое "я" знать не желает об анализе и почему при нем нельзя упоминать им Фрейда.
Что же касается самого "я" вообще, то его положение почти трогательно и, в сущности, внушает тревогу. Это маленькая, выдвинутая вперед, светлая и бдительная часть "не-я" - примерно как Европа есть маленькая, смекалистая провинция огромной Азии. "Я" - это "та часть "не-я", которая модифицирована близостью и влиянием внешнего мира, она способна получать раздражения и защищаться от них, ее можно сравнить со слоем коры, окружающим комок живого вещества..." Наглядная биологическая картинка. Фрейд вообще пишет очень наглядной прозой, он художник мысли, как Шопенгауэр, и, как он, европейский писатель... После него отношение к внешнему миру стало дл "я" решающим, задача "я" - представительствовать от имени внешнего мира перед "не-я" на благо ему! Ибо без оглядки на эту подавляющую внешнюю силу "не-я" в своем слепом стремлении удовлетворить инстинктивные потребности не миновало бы гибели. "Я" наблюдает за внешним миром, оно вспоминает, оно честно пытается отличить объективную действительность от привнесенного внутренними возбудителями. По поручению "не-я" "я" управляет рычагами движения, действия, разделяя, однако, потребность и поступок сроком обдумывания, чтобы посоветоваться с опытом, и обладая неким регулирующим превосходством над безгранично властвующим в сфере бессознательного принципом наслаждения, который "я" поправляет принципом относительности. Но как оно при всем при том слабо! Теснясь между бессознательным, между внешним миром и тем, что Фрейд называет "сверх-я", совестью, оно влачит довольно нервное и запуганное существование. Собственная его динамика отличается вялостью. Свою энергию оно заимствует у "не-я" и в общем вынуждено осуществлять его намерения. Оно, конечно, хочет считать себя всадником, а бессознательное - лошадью. Но весьма часто бессознательное ездит на нем верхом. И тут мы можем прибавить то, чего из рациональной нравственности не прибавляет Фрейд, - что этим несколько незаконным образом "я" продвигается дальше всего.
Но описание "не-я" и "я" у Фрейда - разве оно не в точности описание "воли" и "интеллекта" у Шопенгауэра, разве это не перевод его метафизики на язык психологии? А тот, кто и так уже, получив посвящение в метафизику у Шопенгауэра, изведал у Ницше мучительные прелести психологии, как мог тот не проникнуться чувством знакомого, чувством узнавания, когда он, ободренный аборигенами, впервые огляделся в царстве психоанализа?
Он обнаружил также, что знакомство с этим царством оказывает очень сильное и очень своеобразное действие на те прежние впечатления, когда их освежаешь, после того как осмотришься здесь. Совсем по-другому, погостив у Фрейда, совсем по-другому в свете его открытий перечитываешь такой трактат, как большая статья Шопенгауэра "О кажущемся умысле в судьбе отдельного человека"! И сейчас, дамы и господа, я хочу указать на самую глубокую и самую тайную точку соприкосновения между естествоведческим миром Фрейда и философским миром Шопенгауэра - точку эту составляет названное эссе, чудо глубокомыслия и проницательности. Таинственная мысль, развиваемая здесь Шопенгаэуром, состоит, коротко говоря, в том, что так же, как во сне наша собственная воля, не ведая того, предстает неумолимо-объективной судьбой, как во сне все исходит от нас и каждый есть тайный режиссер своих сновидений, - точно так же и в действительности, в этом большом сне, который вместе со всеми нами видит одно-единственное существо, сама воля, наши судьбы суть производное нашей сути - нашей воли и мы, следовательно, сами, в сущности, устраиваем то, что кажется нам просто случившимся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
Что же касается самого "я" вообще, то его положение почти трогательно и, в сущности, внушает тревогу. Это маленькая, выдвинутая вперед, светлая и бдительная часть "не-я" - примерно как Европа есть маленькая, смекалистая провинция огромной Азии. "Я" - это "та часть "не-я", которая модифицирована близостью и влиянием внешнего мира, она способна получать раздражения и защищаться от них, ее можно сравнить со слоем коры, окружающим комок живого вещества..." Наглядная биологическая картинка. Фрейд вообще пишет очень наглядной прозой, он художник мысли, как Шопенгауэр, и, как он, европейский писатель... После него отношение к внешнему миру стало дл "я" решающим, задача "я" - представительствовать от имени внешнего мира перед "не-я" на благо ему! Ибо без оглядки на эту подавляющую внешнюю силу "не-я" в своем слепом стремлении удовлетворить инстинктивные потребности не миновало бы гибели. "Я" наблюдает за внешним миром, оно вспоминает, оно честно пытается отличить объективную действительность от привнесенного внутренними возбудителями. По поручению "не-я" "я" управляет рычагами движения, действия, разделяя, однако, потребность и поступок сроком обдумывания, чтобы посоветоваться с опытом, и обладая неким регулирующим превосходством над безгранично властвующим в сфере бессознательного принципом наслаждения, который "я" поправляет принципом относительности. Но как оно при всем при том слабо! Теснясь между бессознательным, между внешним миром и тем, что Фрейд называет "сверх-я", совестью, оно влачит довольно нервное и запуганное существование. Собственная его динамика отличается вялостью. Свою энергию оно заимствует у "не-я" и в общем вынуждено осуществлять его намерения. Оно, конечно, хочет считать себя всадником, а бессознательное - лошадью. Но весьма часто бессознательное ездит на нем верхом. И тут мы можем прибавить то, чего из рациональной нравственности не прибавляет Фрейд, - что этим несколько незаконным образом "я" продвигается дальше всего.
Но описание "не-я" и "я" у Фрейда - разве оно не в точности описание "воли" и "интеллекта" у Шопенгауэра, разве это не перевод его метафизики на язык психологии? А тот, кто и так уже, получив посвящение в метафизику у Шопенгауэра, изведал у Ницше мучительные прелести психологии, как мог тот не проникнуться чувством знакомого, чувством узнавания, когда он, ободренный аборигенами, впервые огляделся в царстве психоанализа?
Он обнаружил также, что знакомство с этим царством оказывает очень сильное и очень своеобразное действие на те прежние впечатления, когда их освежаешь, после того как осмотришься здесь. Совсем по-другому, погостив у Фрейда, совсем по-другому в свете его открытий перечитываешь такой трактат, как большая статья Шопенгауэра "О кажущемся умысле в судьбе отдельного человека"! И сейчас, дамы и господа, я хочу указать на самую глубокую и самую тайную точку соприкосновения между естествоведческим миром Фрейда и философским миром Шопенгауэра - точку эту составляет названное эссе, чудо глубокомыслия и проницательности. Таинственная мысль, развиваемая здесь Шопенгаэуром, состоит, коротко говоря, в том, что так же, как во сне наша собственная воля, не ведая того, предстает неумолимо-объективной судьбой, как во сне все исходит от нас и каждый есть тайный режиссер своих сновидений, - точно так же и в действительности, в этом большом сне, который вместе со всеми нами видит одно-единственное существо, сама воля, наши судьбы суть производное нашей сути - нашей воли и мы, следовательно, сами, в сущности, устраиваем то, что кажется нам просто случившимся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9