Евгений Максимович терялся в размышлениях: какая легенда завела его на такие высоты? Хозяин долго не выпускал из своих мягких и узких кистей руку допущенного на Олимп простака.
— Рад, рад с вами познакомиться! Наслышаны о вас немало. Конечно, раньше, может быть, для знакомства мы бы позволили себе пропустить по маленькой, но… Сейчас не время. Не то время. (Все согласно рассмеялись.) Должен вам сказать, что я не горюю по тому времени: чай не так сбивает нормальную беседу. Сколько бы ни чаевничали, беседа все равно остается осмысленной и порой даже полезной. (Все опять засмеялись и различными жестами, мимикой, телодвижениями подтвердили согласие с метром.) Более того, скажу вам, что чай и вкуснее, а закуска к нему более элегантная. Раньше мы всегда ограничивались только лимоном.
Женя тоже подхихикивал высочайшим шуткам.
— Вам спасибо большое, Евгений Максимович. Мы все рады и благодарны вам.
Женя мучительно вспоминал, что бы так могло возвысить его в глазах этого ареопага. Статьи последние, напечатанные в журнале «Вестник хирургии», были довольно банальны и интересны только тем, что вышли из обычной больницы, а не из какого-нибудь института. Да и какую надо сотворить статью, чтобы удостоиться похвалы и приветствия высоких коллег, не больно склонных к возвышению чужих работ.
Никаких сногсшибательных операций, что могли бы его прославить, он не делал. Пересадка сердца, саркастически и удрученно подумал, ему недоступна так же, как и всем собравшимся здесь небожителям. Хотя это уже обидно — даже только собирающиеся развиваться страны уже объявили об успехах в пересаживании сердец. По городским отчетам, больница его тоже, слава богу, не вылезла на какие-нибудь призовые, заметные места.
— Вы, Евгений Максимович, недвусмысленно и нелицеприятно дали понять, что так продолжаться не может. Да, мы, медики, не последние спицы в колесе. Да, да. Если хотите, чтоб мы лечили вас на современном уровне, так будьте добры нам наисовременнейшую аппаратуру. И не в последнюю очередь нам средства на ее приобретение. И зарплата хирургов должна соответствовать нашему труду. Я ведь знаю, что вы, заведующий отделением с двадцатипятилетним стажем, имеете ставку в сто шестьдесят рублей. Цена вам! И больницы нам надо строить не устаревшие морально около двух десятков лет тому назад. И ремонт не должен длиться годами… Мы им не пыль на ветру…
Женя понял причину своей популярности и залился краской, как школьник, похваленный учителем за неверно расцененную проказу. «Хорошо им разглагольствовать со стороны. Хорошо ему, он ни в чем не виноват и ничего не видел сам. А каково мне? Каково нам всем? Рука-то моя. Негодяй-то я».
— …Ваша пощечина, Евгений Максимович, значительно шире, чем может помыслить ограниченный человек. Вы доказали, показали, что терпение медиков истощается. Да.
— Помилуй бог, Сергей Мартынович! Это самое тяжкое во всей моей жизни. Я, врач, поднял руку на человека. Ударил, оскорбил, унизил такого же несчастного работягу, как и я. За что? Он-то в чем виноват? Я готов нести за это любую ответственность.
— Вы ребенок. Пора расставаться с подобным защитным инфантилизмом. От кого вы защищаетесь? Надо наступать. И мы вам признательны. Признательны этой руке, которую я с таким удовольствием и, прямо скажу, с почтением и сверх меры тряс. Инцидент сей, реакция ваша должны быть широко известны в кругах. Да, мы должны широко разглашать все. Гласность, товарищи, нам в помощь.
Сергей Мартынович, улыбаясь, обводил торжествующим и доброжелательным взглядом всю собравшуюся команду.
В ответ кто-то что-то говорил, иные утвердительно кивали, другие улыбались, в кабинете витали гримасы общего согласия.
«Ничего себе. Обо мне, конечно, они и не думают. Мои переживания для них не существуют. А я как человек? Ничто? Пешка. Игрушка».
— Сергей Мартынович, вы безусловно правы, спасибо за поддержку. Я не заслужил… Наоборот… Человек-то лично от меня пострадал, и совершенно незаслуженно. Знаете, один писатель сказал, что можно биться головой об стенку, но только своей головой. А я-то — его головой. Да и реакция была неправедная, личная. Он унижен, да и я унизил себя рукоприкладством.
— Пустое, милый друг. Вы просто не мыслили государственно, но поступили, мой дорогой, совершенно правильно и по-государственному. Широко. Объективно вы сослужили нам преполезнейшую службу. Всем нам. Да. Исполать вам.
Долго еще продолжалось приобщение Евгения Максимовича к сонму великих подвижников и страстотерпцев.
До конца они друг друга не поняли. Но все были довольны знакомством. Все искали пользу…
В чем?.. Может ли битая морда улучшить положение в медицине?
Легче ему не стало — не сумел отвлечься Евгений Максимович от больницы, ремонта, прораба…
***
Маркович:
— Да я ему просто морду набью — и все. И никаких страданий, как у шефа.
Мироныч:
— За десятку морду бить будешь?
Маркович:
— Не в деньгах дело. Что за оскорбительное ко мне отношение?! Он, как председатель месткома, официально меня попросил: сфотографируй всю экскурсию, мы оплатим. Я же не просил, не напрашивался. Эти его штучки унижают меня. Мне не надо оплачивать — гори он огнем. Но за бумаги и пленку — будь добр. Ладно пленку. А бумагу пусть оплатит. Да мне не надо, но раз ты, сволочь, сам просил, сам сказал от имени месткома — так плати! Он председатель профкома, а я ему не пыль на дороге. Подумаешь, заведующий приемным?.. В общественных организациях все равны. А если не равны…
Макарыч:
— Ладно тарахтеть. С тобой никто не спорит. Ты человек! Мы люди! Обманывать нельзя! Никто не спорит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49