У меня не хватило мужества. Долгие месяцы я боролась с этой мыслью. Может быть, я никогда не буду счастлива, может быть, мне никогда не будет покоя. Я не имею права осиротить Мариолу, но и не могу… оставить его.
Пишу беспорядочно, не могу собраться с мыслями. Сегодня день нашей свадьбы. Знаю, дорогой Рафал, что ты подготовил какой-нибудь подарок для меня. Было бы нечестно принять его сейчас, когда окончательно решила покинуть тебя.
Я полюбила, Рафал. И эта любовь сильнее меня. Сильнее всех чувств, которые питала и питаю к тебе, от безграничной благодарности до самого глубокого уважения и восхищения, от искренней доброжелательности до привязанности. К сожалению, я никогда не любила тебя, но поняла это лишь теперь, когда встретила на своем пути Янека. Я уезжаю далеко, и будь милосерден: не ищи меня! Умоляю, сжалься надо мной! Я знаю, что ты великодушен и безгранично добр. Я не прошу тебя, Рафал, простить меня. Не заслужила этого и понимаю, что ты имеешь право ненавидеть меня и презирать. Я всегда была недостойна тебя и никогда не смогла бы подняться до твоего уровня. Ты сам это слишком хорошо знаешь. Но, будучи человеком добрым, ты старался не показывать мне этого. Твоя доброта унижала и мучила меня. Ты окружил меня роскошью и людьми своего круга, засыпал дорогими подарками. Наверное, я не создана для такой жизни. Меня мучил высший свет, твое богатство и слава, а заодно и моя никчемность рядом с тобой.
Я сознательно вступаю в новую жизнь, где, возможно, меня ждет крайняя нужда или во всяком случае отчаянная борьба за каждый кусок хлеба. Но я буду рядом с человеком, которого безгранично люблю. Если своим поступком я не убила благородства твоего сердца, то заклинаю тебя: забудь обо мне Надеюсь, ты скоро успокоишься. Ты такой умный и, наверное, встретишь другую женщину, в сто раз лучше меня. От всего сердца желаю тебе счастья, которое обрету и я, если буду знать, что тебе хорошо.
Я забираю Мариолу, потому что без нее не смогла бы прожить и часа, ты ведь знаешь это. Только не думай, что я хочу лишить тебя дочери, которая принадлежит нам обоим. Спустя несколько лет, когда мы оба сможем спокойно смотреть в будущее, я найду тебя.
Прощай, Рафал. Не считай меня легкомысленной и не думай, что сможешь как-то повлиять на мое решение, изменить его. Я не отступлюсь. Я не умела обманывать, и знай, что верна была тебе до конца. Прощай, будь милосерден и не старайся меня найти.
Беата
P. S. Деньги и все драгоценности оставляю в сейфе. Ключ положила в ящик твоего стола. С собой забираю только вещи Мариолы».
Профессор Вильчур опустил руку с письмом и протер глаза. В зеркале напротив он увидел свое отражение в странном наряде. Сбросив с плеч шубу, он начал читать письмо снова.
Удар обрушился на него так неожиданно, что он все еще никак не мог поверить в его реальность.
– Как же это? – простонал он. – Почему?.. Почему?..
Он безуспешно пытался хоть что-нибудь понять. В сознании пульсировала лишь одна мысль: ушла, бросила его, забрала ребенка, любит другого. Ни один из мотивов поступка Беаты не укладывался в рамки его понимания.
Спускались ранние осенние сумерки Вильчур подошел к окну и уже в который раз стал перечитывать письмо Беаты.
Раздался стук в дверь, и Вильчур вздрогнул. На мгновение мелькнула неосознанная надежда – «Это она! Вернулась!..»
Но уже через минуту он понял, что ошибся.
– Войдите, – пригласил профессор охрипшим голосом.
В комнату вошел Зигмунт Вильчур, дальний родственник, председатель кассационного суда. Они поддерживали близкие отношения и частенько бывали друг у друга. Но появление Зигмунта в такое время вряд ли было случайным…
– Как поживаешь, Рафал? – спросил Зигмунт бодрым приятельским тоном.
– Привет, – протянул руку профессор.
– Почему в темноте? – и, не дожидаясь ответа, Зигмунт щелкнул выключателем. – Холодно здесь, собачья осень. Смотри-ка, дрова в камине! Нет ничего лучше камина! Так пусть Бронислав затопит…
Вошедший слуга краем глаза взглянул на хозяина, поднял с пола шубу, развел огонь и вышел. Пламя быстро охватило сухие поленья. Профессор продолжал неподвижно стоять у окна.
– Иди сюда, посидим, поговорим, – потянул его Зигмунт в кресло у камина. – Вот так. Тепло – это замечательная вещь. Ты молодой, не умеешь еще это ценить. А для моих старых костей… Ты что не в больнице?
– Да… Так вышло.
– Я звонил, – воодушевленно продолжал председатель, – звонил в больницу. Хотел зайти получить у тебя консультацию. Беспокоит меня левая нога. Боюсь, что это ишиас…
Профессор слушал молча, но лишь отдельные слова доходили до его сознания. Однако ровный и спокойный голос Зигмунта действовал настолько благотворно, что мысли начали концентрироваться, соединяться, связываясь в какой-то почти реальный образ действительности. Профессор вздрогнул, когда родственник вдруг, сменив тон, спросил:
– А где же Беата?
Лицо профессора вытянулось, и он с усилием произнес:
– Уехала… Да… Уехала… Уехала… за границу.
– Сегодня?
– Сегодня.
– Это как-то неожиданно, – заметил Зигмунт.
– Да… Да. Я отправил ее… Понимаешь… были некоторые дела и в связи с этим…
Профессор говорил с таким трудом, а страдание так выразительно отражалось на его лице, что Зигмунт поспешил согласиться:
– Разумеется, понимаю. Только, видишь ли, на сегодня приглашены гости. Нужно было бы позвонить всем и предупредить, что вечер не состоится… Если позволишь, я займусь этим?..
– Буду тебе крайне признателен…
– Вот и хорошо. Я думаю, что у Михаловой есть список приглашенных, я возьму его. А для тебя сейчас самое лучшее – прилечь в постель… Ну, не буду тебе мешать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14