Я тебя хорошо знаю. Ты рассчитываешь, что этот дурак Курлендер узнает о твоем романе и тут же разведется с Бейльцей, а ты разведешься со мной, и тогда вы в добрый час поженитесь? Хворобу! Ни Шлойма не разведется со своей женой, ни я не приму твоего развода. Скорее я умру от печени, нежели по доброй воле освобожу тебя, чтобы ты мог снюхаться с этой паскудницей, продавшей себя за деньги старому хрычу, у которого дочери старше ее! Представляю себе, как бы ты был безутешен, если бы я, не дай бог, померла, и как бы ты меня оплакивал! Я даже не знаю, перенес ли бы ты такое горе… Однако погоди радоваться, Марк! Не так-то скоро я помру. Я еще тебя хорошенько помучаю. Ты еще похвораешь у меня, поседеешь и состаришься. Разве что вы с ней, с этой вертихвосткой, подниметесь и удерете куда-нибудь к черту на рога, в какую-нибудь Америку. Но на какие шиши вы поедете? Муж посылает ей деньги через нашего Хаима через час по столовой ложке. Ты можешь в этом убедиться из писем, которые я тут прилагаю. А ты? Ты уговариваешь меня уступить мою часть наследства Хаиму и получить у него деньги, чтобы тебе было на что шарлатанствовать? Не дождешься ты этого! Я вызвала сюда твоего папашу из Одессы. Не сегодня-завтра он должен приехать. Пусть посмотрит, какой у него сын! Пусть увидит, что ты из меня сделал за короткое время. Разве могу я показываться на улице? А стыд! Берл Чапник, с одной стороны, и Велвл Ямайкер, с другой, таскаются всюду, треплют языками и передают радостные вести о тебе, и твоем шурине Хайме, и наших налевкинских дамочках, которые забрались с вами в Мариенбад и прожигают там жизнь. Но, видно, тебе мало позора и сердечных мук, которые ты мне доставляешь. Тебе еще понадобилось очернить меня перед чужими людьми своей «Спесивой невестой». А я, дура, послушала тебя, отнесла эту «Спесивую невесту» в редакцию. Меня там на смех подняли! Они там покатывались от хохота и вернули ее мне. «У этой басни, – говорят они, – длинная борода…» Что они хотели этим сказать, я не знаю, но я еле двери нашла. Не хватало мне горестей! Теперь я сижу и жду не дождусь твоего папаши, скорее бы он приехал, тогда он тебя вызовет из Мариенбада. Довольно уже тебе сидеть за границей и лечиться, ты уже вылечился. Приезжай лучше домой к твоей больной жене, которую ты, может быть, застанешь на смертном одре…
Ханця
25. Давид Марьямчик из Одессы – своему сыну Мееру Марьямчику в Мариенбад
Дорогой мой сын Марк!
Только что я получил два письма из Варшавы. У меня в глазах потемнело, и я призываю смерть на свою голову. Не знаю, чего ты от меня хочешь, за что ты отравляешь мне жизнь? Хороши письма! Они способны загнать в могилу. Одно письмо от какого-то варшавянина по имени Чапник. Целое послание о том, что у него имеется пачка изобличающих тебя писем, которые ты пишешь двум молодым женщинам в Мариенбаде. Он хотел было показать эти письма твоей Ханце, но пожалел ее, как бы они не убили ее на месте. Она и без того, пишет он, серьезно больна. Поэтому он пишет мне, чтобы я приехал в Варшаву, тогда он мне покажет эти письма и посоветует, что делать… Не знаю, кто такой этот Чапник. Мне почему-то кажется, что он аферист. Не знаю также, кто такие эти налевкинские дамочки, и не знаю, какие у тебя дела с ними в Мариенбаде. Я знаю только, что с тех пор, как ты родился на свет божий, ты гонишь меня в могилу! Учиться ты не хотел, в дело ты не годишься; ты умеешь только тратить деньги, хорошо одеваться и играть на бильярде. Больше ты ничего не умеешь. Я думал: женю тебя, тогда ты остепенишься. Не пожалел тебе денег в приданое, отдал тебя в порядочный дом, к богатым людям… А в конце концов вижу, что ты остался таким же шалопаем, каким был в Одессе до женитьбы. Не знаю, о чем ты думаешь!
Второе письмо получил от Ханци. Она зовет меня в Варшаву и просит приехать непременно и как можно скорее. У нее якобы имеются доказательства того, что ты сговорился в Варшаве с женой какого-то старика и удрал с ней в Мариенбад, и дело, пишет она, дошло уже до развода. То есть старый муж намерен развестись со своей женой, а жена эта принуждает тебя развестись с Ханцей и жениться на ней – черт знает что мне пишут о тебе! Довелось мне на старости лет получать такие добрые вести о тебе. Можешь себе представить мое огорчение и душевные муки! Прямо-таки не знаю, что придумать. Была бы жива твоя мать, я бы послал ее в Варшаву или сам бы съездил посмотреть, что там у вас творится. Но как я могу бросить все дела, покинуть детей как раз теперь, перед их поступлением в гимназию? Не знаю, что раньше делать: ходить ли на биржу делать дела, подыскивать ли жениха для Фани – она уже девушка на выданье – или плюнуть на все и ехать в Варшаву исправлять все, что ты там натворил? Подумай, Марк, что с тобой будет? Пора тебе уже стать человеком! Пора перестать вгонять в могилу твоего отца
Давида Марьямчика
26. Доктор Зайденер из Мариенбада – своему коллеге в Кишинев
Дорогой коллега!
Какого черта ты торчишь в Кишиневе? Надо быть злодеем, разбойником, чтобы сидеть в Кишиневе, когда на свете существует Мариенбад! Послушай меня, приезжай в Мариенбад, тогда будешь знать, что такое жизнь на земле! Отдохнешь немного, отряхнешь с себя кишиневскую пыль, увидишь мир и почувствуешь себя другим человеком! Я сам приехал сюда совершенно неожиданно. Собирался в Эмс или в Висбаден, но случилось так, что я ехал в вагоне вместе с компанией коммивояжеров из Лодзи. То есть один из них вояжер, а другой – аптекарь, кажется, из Ломжи. И всю дорогу мы резались в «пятьсот одно». Играют они оба в «пятьсот одно» так ловко, что даже опасно. Боюсь, не шулеры ли они. Мне сразу же не понравилось их перемигивание и их язык.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40