И это не просто крепкие семьи, отвечающие каким-то среднеарифметическим стандартам и элементарным представлениям о порядочности. В них, как правило, бодрая атмосфера, здоровый климат, полное и поистине уважительное равноправие. Дети там растут здоровыми физически, духовно, нравственно (для меня эти качества неотделимы). Там преобладают благородные порывы, значительные интересы, господствует тяга к знаниям. Как правило, именно в такой среде достигается наиболее удачная профессиональная реализация возможностей каждого члена семьи, у детей формируется высокое гражданское сознание. В таких семьях хранят верность, спешат на выручку друг другу. И по-настоящему дружные, спаянные члены таких семей способны выстоять против урагана самых тяжелых житейских испытаний!
К сожалению, в последние годы появилось немало так называемых «благополучных» и даже «преуспевающих» семей, которые, как те экспериментальные орлы, тоже живут в инкубаторских условиях. У них, кажется, все есть — шикарные квартиры-хоромы, набитые роскошными, сверхмодными мебельными гарнитурами, всевозможной ультрасовременной бытовой техникой. Есть богатые дачи-дворцы и автомашины новейших престижных марок, дорогие модные туалеты. И все же именно в таких семьях сильнее всего ощущается проза и скука семейной жизни. Именно здесь наиболее осязательно властвуют расчет и выгода, именно здесь отсутствуют духовная атмосфера и нравственные критерии поведения в семье и за ее пределами.
Спрашивается — чего же не хватает этим семьям? Вроде бы всего у людей с излишком. Не хватает им чего-то такого, что на ощупь неуловимо. А именно — я ни боюсь этого слова, — идеала, вернее, цели в жизни. Они вытеснена страстью накопительства, которая не знает насыщения, удовлетворения и предела. Вещизм, стремление к наживе, накопительству заражает молодых, отравляют старость пожилым — именно они в первую очередь становятся жертвами подобного семейного климата. Нередко в таких семьях воцаряется махровое невежество. Люди, глядишь, живут в самой гуще культурных событий, но от культуры очень далеки, ибо втянуты в орбиту делишек, связанных со страстью к обогащению, с непрестанной погоней за «рыночными новинками». Настоящие сизифы нашего времени — только еще более трагические по сравнению с мифическим героем!
Доводилось мне слышать и слова в оправдание такой своей жизни — дескать, осуществления-то возвышенных идеалов нам не дождаться да и вообще никогда не достичь, Но в стремлении к такому осуществлению разве не смысл жизни?.. В процессе этого того поступательного движения старшие участвуют, вкладывая в него свой житейский и нравственный опыт, а молодежь — свое дерзновение и смелость. Не так ли воспитывается гражданственность, любовь к отечеству?
Присмотритесь к традициям народа, и вы заметите, что в семьях, вошедших в историю нашей страны, caмое почетное место занимали честь, достоинство, уважение к окружающим. Это служило мерилом при оценке поведении каждого в таких семьях, при осуждении тех, кто свернул с правильного пути, запятнал честь рода. В летописи многих семей вписаны славные имена поборников и ревнителей свободы, народных прав, борцов за справедливость. Я не знаю более волнующей пищи дли чтения, чем такие вот семейные хроники, заметки и письма. Это — подлинные исторические свидетельства, удостоверяющие, что в русском народе всегда жили высокие и светлые идеалы!
И в более близкую нам эпоху эти идеалы передавались, от отцов к детям, от детей к внукам, формируя настоящих людей. Целые поколения сражались за них не жалея жизни. Семейные традиции продолжают жить. В последние годы наметился особо возрастающий интерес к отстаиванию и приумножению фамильной славы, чести, достоинства семьи. Молодое поколение старается закрепить и обогатить достигнутое отцами и дедами. — своими трудовыми успехами на профессиональном поприще, творческим отношением к делу, умением дорожить идеалами и беречь честь смолоду. Это — нетленный наш капитал и бесценное наследство.
Однако как мы с Колькой Зубаревым все же вошли в историю нашей отечественной педагогики?
А дело было так. В один из дней в детдом приехали озабоченные люди — все в высоких кожаных крагах, модных кепках, — установили на треноге какой-то ящик и строго нас с Колькой предупредили:
— Сейчас вы будете одеваться у своих кроватей. Никуда не бегайте.
Я не сразу понял, как же это нам еще одеваться, если мы уже давно одеты.
— А для этого надо раздеться, — доходчиво объяснили мне.
Когда мы с Колькой Зубаревым, не очень-то уразумев смысл мероприятия, разоблачились, озабоченные люди засуетились, начали торопливо крутить на ящике какую-то ручку, а нам закричали:
— Давай, давай — одевайтесь же! Живей!..
Потом все успокоились, сложили свои инструменты в машину и укатили.
И вот февральским вечером тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года, ни много ни мало шестьдесят лет спустя, в телевизионной передаче «Семья и школа» в небольшом фрагменте из старенького документального фильма о детских домах я увидел себя.
…Худой, наголо остриженный парнишка. Взгляд настороженный, непонимающий: к чему вся эта суета вокруг ящика с треногой? Рядом Николай Зубарев, мой закадычный дружок, — этот улыбается. Мы одеваемся и, в соответствии с проведенным инструктажем, ни на шаг не отходим от наших коек с высокими спинками.
Как верно заметил поэт:
«Остановись, мгновенье, — ты прекрасно!..»
Глава вторая.

Честь смолоду
После школы большинство ребят из нашего детского дома поступили в фабрично-заводское училище при цементном заводе «Пролетарий».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18