Сижу, слушаю обвинения, а сам думаю про себя: дожил! Молодой коммунист, командир отряда — и на тебе, в воздушные хулиганы попал! А подпевалы у начальства везде найдутся. Вслед за Шуляком слово взял командир взвода охраны: все те же оценки, те же обвинения по моему адресу, будто сговорились наперед с Шуляком.
Меня уж сомнения начали одолевать: может, не понимаю чего?! может, и впрямь не то делаю?! Не тот пример людям подаю?!
А дело, вижу, совсем худо оборачивается. Выступавший комвзвода принятия мер требует:
— Предлагаю объявить коммунисту Савицкому выговор!
Совсем было я духом упал. И вдруг слышу громкий шепот комиссара отряда Степанова:
— Ничего не выйдет! Этот номер не пройдет.
Взял он слово. За ним стали выступать летчики. Говорили о том, что стрельбы по движущейся мишени необходимы не одному командиру, а всему летному составу отряда, что боевая подготовка от этого только выиграет, что не выговор нужно объявлять, а спасибо за полезную инициативу сказать… Ну и так далее…
Короче, партийное собрание, вопреки настояниям Шуляка, приняло решение одобрить мою идею, признав необходимым обучение по новому методу летчиков отряда. С души моей будто тяжелый камень свалился. Но главное, слушая выступления летчиков в поддержку моей инициативы, я всем существом сознавал силу сплоченности коммунистов отряда, их твердость и мужество в отстаивании интересов дела.
Вскоре молва о новшестве разошлась по всей округе. За опытом стрельб по движущимся мишеням стали приезжать командиры полков и отрядов. Там, где поблизости от аэродромов имелись подходящие водоемы, оборудовали такие же катера с макетами из досок и фанеры.
Уровень боевой подготовки в отряде повысился. Во-первых, возрос интерес к стрельбам; во-вторых, стрелять летчики стали более метко. И в-третьих, условия учебы приобрели характер, сближающий их с теми, что типичны для боевой обстановки — в воздушном бою цель, понятно, на месте не стоит…
После 61-го отдельного отряда особого назначения меня перевели в 29-й истребительный полк на должность заместителя командира. Командовал в то время полком майор В. М. Шалимов, а полк славился на весь Дальний Восток своим боевым прошлым и героической историей. В летописи полка можно было встретить такие громкие в авиации имена, как П. Н. Нестеров и В. П. Чкалов. Вооружен он был самолетами И-153, теми самыми «Чайками», на одной из которых летал незадолго до того знаменитый Чкалов.
Но и тут я долго не задержался. Меня неожиданно назначили на должность командира 3-го истребительного полка, стоявшего в тех самых местах, куда я всего каких-то два года назад прибыл командовать отрядом. Отрядом… А теперь полк! От такого, столь стремительного продвижения по службе хоть у кого голова закружится… И когда пришел приказ Наркома обороны о моем назначении, я, честно говоря, не знал, что и думать. Правда, 3-й истребительный считался далеко не лучшим на Дальнем Востоке полком. И теперь именно мне предстояло исправить дело.
Командир дивизии, в состав которой входил 3-й истребительный, полковник С. И. Руденко пожелал мне успеха и добавил в виде напутствия:
— Запомните хорошенько, Савицкий! С той самой минуты, как только в ваших руках окажется командирский жезл, каждый поступок ваш, каждое слово будут на прицеле у подчиненных. Командовать полком — служба тяжелая, но в армии одна из самых почетных.
Тщательно продумав и взвесив наперед то, что буду говорить перед полком, я не спал почти всю ночь, стараясь представить встречу с подчиненными. А речь свою затвердил наизусть.
Но утром, едва начал обход строя, понял, что все вылетело из головы. Ни единого, заготовленного с вечера слова не осталось. Может, и к лучшему, подумалось вдруг мне. Что толку от слов? Тут что-то посущественнее, чем слова, требуется… И я решил довериться своей интуиции. Вместо речи приказал подготовить самолет к вылету.
Взлетел. Под крылом вижу поле аэродрома, где выстроился самый аварийный в здешних краях полк, который — как я твердо решил — должен вскоре стать самым безаварийным, самым благополучным полком на свете! А про себя думаю: сейчас я вам покажу кузькину мать, запалю благородным соревновательным огнем ваши очерствевшие души… Надо же до такой жизни дойти! Ни самих себя, ни честь родного полка в грош не ставить!
Перед строем, понятно, таких слов не произнесешь. Вот и решил без них высказать, что было на душе: летчики же все-таки они, должны понять!
И я выложился до конца: показал, как надо летать. А что оставалось делать?! В полет тот вложил буквально все, что успел накопить. Будто самый важный, самый главный экзамен в жизни сдавал. А когда почувствовал, что хватит, — отошел в сторону и, набрав на пикировании скорость, перевернул машину над самой землей и так — вверх шасси — пронесся над летным полем и задранными головами своих подчиненных.
А когда приземлился и вылез из машины, только и сказал:
— Вот так и будем летать…
Не знаю, может, и не следовало всего этого делать. Но летчики меня поняли.
Задеть за живое, разбередить самолюбие — способ, в общем-то, всегда действенный. Но я понимал, что на одном этом далеко не уедешь. Ошарашить человека можно раз, ну, два… Кому-то и этого достаточно. Оглянется на себя, спросит: а я что, хуже? из другого теста сделан? Глядишь, и вырвался из застоя, переломил инерцию. Ему и самому давно надоело дурака валять — внешний повод, толчок требовался… А дальше уж само пошло.
Но немало и таких, кто и загорается не вдруг, и горит медленно… Хотя среди летчиков, убежден, лодыри если и встречаются, то крайне редко. Не та профессия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156