А оно не падало. Яблоко — всего лишь легенда, красивая выдумка. Историческая правда научного подвига Ньютона совсем в другом. В том, что он первым обнаружил и сформулировал один из основных законов природы, первым прошел путь к истине, которая очевидна теперь каждому школьнику.
А Галилей? Джордано Бруно? Коперник? Ну ясное дело: Земля — шар. Конечно же, она вертится. И вращается вокруг Солнца — тоже само собой понятно. Не Солнцу же, в самом деле, вокруг нее вращаться… Даже смешно.
Может, и смешно. Сегодня. Но во времена Галилея и Коперника эти само собой понятные истины не были поняты, кроме них, никем. Одни их считали бредом, другие — ересью.
Конечно, я упрощаю. И уж конечно, никак не претендую на роль Ньютона или Коперника в авиационном деле. Нет, конечно! Наша задача была проста до смешного: показать на практике, что более совершенный реактивный истребитель способен на все то, на что способен его предшественник — истребитель с поршневым мотором. Только и всего. А исторические параллели понадобились мне лишь для того, чтобы ярче оживить стершуюся от частого употребления мысль, что идти первым всегда означает идти в неизвестность, прокладывать путь там, где еще никто не ходил.
Сегодня мне даже как-то неловко вспоминать, сколько мы тогда хлебнули, сколько пришлось положить сил, чтобы решить поставленную перед собой задачу. Будто я ломлюсь в открытую дверь, доказывая то, что вовсе не требует никаких доказательств. Давно уже само собой разумеется, что высший пилотаж на реактивных самолетах — вполне обычное дело. Любой путный летчик на любом современном истребителе запросто открутит в небе все фигуры, одну за другой. Но нельзя забывать, что и времена теперь другие, да и сама авиация нынче далеко не та.
Тогда, в сорок восьмом, мы были первыми. И мы часто просто не знали, что и как нужно делать, почему пятерка реактивных Як-15 рассыпалась всякий раз, едва мы пытались сделать бочку или, скажем, петлю Нестерова. Не знали, и все тут. А спросить было некого…
— На сегодня все! — не раз приходилось говорить мне своим ведомым после очередной неудачной попытки. — Подниматься в воздух вам больше не за чем. Буду работать в зоне один. Пока не разберусь.
— А может, именно мы, ведомые, что-то не так делаем? — говорил Храмов или Середа. — Может, есть смысл еще попробовать?
— Нет. Вы ни при чем. Клин рассыпается не из-за ведомых, — стоял я на своем. — Виноват я. Именно я и должен понять, в чем ошибка.
И я поднимался в зону один. Пробовал, пытался определить нужную скорость. Прикидывал, сопоставлял, анализировал…
Взять хотя бы ту же скорость. Допустим, у ведомого она оказалась чуть больше, чем нужно, и он начинает терять место в строю, вылезать вперед. Сегодня здесь нет никаких проблем. Нажал кнопку, выпустил тормозные щитки и погасил с их помощью избыток скорости. А тогда, как уже говорилось, воздушных тормозов на реактивных истребителях еще не было. Тогда мог выручить лишь точный расчет. Предельно точный, без всяких допусков и погрешностей.
То же самое, если ведомый запаздывал, начинал отставать. Прибавь сейчас оборотов, и мощный современный двигатель с большим запасом тяги тут же выправит положение. Тогда этого сделать было нельзя.
Или перегрузки на виражах, при крутых разворотах. Теперь управление бустерное: гидравлика многократно уменьшает сопротивление на ручке. А в то время рули ворочали вручную. Вылезешь после посадки из самолета и руки вверх — затекли. Правая — от работы ручкой управления, левая — за компанию, от внутреннего напряжения. Так и ходили по аэродрому с поднятыми руками, пока кровообращение не восстановится, будто гангстеры после неудачного угона самолета.
Но все это, по нашему разумению, были пустяки. Если они и осложняли нам жизнь, нам так или иначе удавалось к ним приноровиться. Хуже было, когда не знаешь, что делать; и к кому обращаться за помощью, за советом — неизвестно. Надеялись лишь на себя. Ни рецептов, ни готовых решений не было; все приходилось искать самим. И искали. Пробовали то так, то эдак. Избавились от одной ошибки, тут же совершали другую. Вновь искали. И так изо дня в день. Выматывались, надо признать, порой до предела. Пилотяги мои бродили по аэродрому словно поджарые от зимней голодухи волки. Главком вскоре устроил нам по этому поводу небольшую головомойку, которая, кстати, оказалась не только весьма своевременной, но и здорово помогла делу.
Случилось это, когда кое-каких результатов мы уже добились и клин из пяти истребителей больше не рассыпался. Открутили мы в тот день одну за другой несколько фигур и решили, что на сегодня достаточно. Пилотаж, по нашему общему мнению, прошел вполне прилично. На радостях, перед тем как идти на посадку, я сделал красивую горку, а садились мы, как всегда, строго по порядку: сперва левый крайний, затем концевой правого крыла, потом остальные.
Едва сел, уже на пробеге заметил возле СКП — стартового командного пункта — ЗИС-110. Не иначе какое-то начальство нагрянуло, мелькнуло у меня, кому ж, как не начальству, на ЗИСах ездить.
А от машины уже шел навстречу Вершинин.
Я поначалу даже расстроился. Знать бы, что главком объявится, — нашли бы, что показать. А может, врасплох хотел застать?
— Вижу, голову ломаешь: случайно или с умыслом без доклада к вам на аэродром явился? — подтвердил мою догадку Вершинин. — Ясно, что с целью! И очень хорошо, что в непарадной обстановке за вами наблюдал. Красиво получается. Глядеть приятно. Рад за вас от всего сердца. Молодцы!
Что скрывать! Все мы в этот момент чувствовали себя именинниками. А Вершинин вдруг помрачнел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156