Потревоженный моим пробуждением, снег
бесшумно сыпался вниз с одеяла, образуя холмики на полу рядом с кро-
ватью. В пространстве комнаты сеялись редкие тусклые снежинки, неизвест-
но откуда взявшиеся и едва различимые в серой, утренней мгле. В комнате
было прохладно.
- Ну, вот и зима пришла! - послышался удовлетворенный бабушкин голос,
а потом и сама бабушка проплыла в коридоре мимо раскрытой двери нашей
комнаты. Она была в ночной рубашке до полу, а в волосах у нее мерцали
крупные снежинки. Из-под бабушкиных шлепанцев взвивались маленькие снеж-
ные вихри и тут же опадали вниз.
- Какая зима? - раздраженно сказала мать в кухне. - Еще и осени-то не
было! Вечно ты все перепутаешь, мама. Погляди в окно!
- А ты поживи с мое, тогда и посмотрим. Восемьдесят семь лет... -
мечтательно произнесла бабушка.
Я сел на кровати, поставив ступни в снег на полу. Снег с легким шоро-
хом примялся, и я приподнял ноги, чтобы полюбоваться мягким рельефным
отпечатком. Ступни горели, обожженные снегом, и это обстоятельство неос-
поримо доказывало, что сон прошел, оставив лишь следы неизвестных женс-
ких ногтей на тыльной стороне моих ладоней. Я лизнул ранки, а затем
опустил руки в снег, отчего на них налипли сломанные снежинки, которые
быстро таяли, превращаясь в прозрачные целебные капли. Я слизывал их с
тупым наслаждением, мой мозг еще не работал, а регистрировал все как
есть, находя в этом известное удовольствие.
Бабушка продефилировала мимо нашей двери в обратном направлении,
подставив ладони падающим снежинкам и благостно улыбаясь.
- Ты будто на лыжах в своих шлепанцах! - крикнул я ей вслед.
- Восемьдесят восемь лет - это вам не хухры-мухры, - сказала отку-
да-то бабушка.
- Уже восемьдесят восемь! - буркнула в подушку жена. - А вчера было
семьдесят пять. Бабушка дает!
Она повернула голову, протерла кулаком глаза и уставилась на зимний
пейзаж.
- Платье пропало, - прошептала она, остановив взгляд на неровном суг-
робике, возвышавшемся на стуле. Я подошел к стулу, высоко поднимая ноги,
точно аист, и тряхнул платье, с которого полетела мелкая серебряная
пыль, как будто оторвался прозрачный шлейф и опустился на пол. Оно поче-
му-то пахло арбузом. Я бросил платье жене, и она поймала его, стараясь
не задеть снежного покрова на одеяле.
- Давай все остальное, - приказала она и хихикнула, наблюдая, как
один за другим, напоминая жонглерский реквизит, летят в редком снегопаде
лифчик с поясом, сорочка и чулки. Все это она быстро натянула на себя,
сидя на кровати и не переставая хихикать.
- Ну, теперь начнется! - наконец сказала она.
- Что начнется? - спросил я.
- Ты простудишься, надень тапки, - ответила она.
Я разыскал тапки, вытряхнул из них снег и подошел к окну.
Под окном ехал, позванивая, жизнерадостный красный трамвай, за кото-
рым бежало низкое облачко пыли. Лето еще не сдавалось, хотя изрядно по-
тускнело и постарело. Деревья на той стороне улицы уже высасывали из
земли желтую краску, которая понемногу примешивалась к темно-зеленой
листве, разбавляя косые тени на домах едва приметной охрой. Солнце под-
нималось, как всегда, справа, и никакого снега на улице не было и в по-
мине.
Снег лежал в нашей большой, несколько запущенной квартире; он слетал
с потолка и медленно падал на пол, ускоряя и усложняя свои полет только
в районе открытой форточки, - в прочих местах он падал отвесно и равно-
мерно со скоростью десяти сантиметров в секунду, - и я подумал, что так,
должно быть, выглядит сгустившееся и замерзшее время с секундами в виде
снежинок, падающих с неумолимой монотонностью.
Это была первая моя мысль с момента пробуждения. Первая мысль иногда
бывает наиболее близкой к истине.
Так началась в нашем доме пора снегопада в то утро. Было воскресенье,
и вся семья постепенно стягивалась к завтраку в кухню. Между взрослыми
пока царило молчание, а дети - наши, моего брата с женой и еще какие-то
дети, ни свет ни заря пришедшие в гости, - уже резвились, высыпавшись из
детской. Они с увлечением лепили небольшую снежную бабу у входа в ван-
ную, так что туда приходилось протискиваться боком, чтобы не повредить
их сооружение. В огромной ванной комнате каждый занимался своим делом,
стараясь ни на кого не смотреть. Там тоже падал снег, тихо скользя по
наклонно стоящему на полочке зеркалу, в котором отражалась голова отца.
Он сосредоточенно брился, густо намазывая подбородок пеной, тоже похожей
на снег, а его лицо выражало каменную решимость. Брат, голый по пояс,
выбирал из ванной горстями снег и с наслаждением растирал грудь. Я
пристроился к умывальнику, отвернул кран и с минуту наблюдал, как тонкая
струйка воды скрывается в узеньком отверстии, образовавшемся в снегу,
которым до краев была полна раковина.
Бабушка заглянула в ванную все в той же ночной рубашке и сказала:
- Ах, здесь мужчины! Пардон!
- Мама, да оденься же ты, ради Бога! Сколько можно ходить в рубашке?
- возмущенно сказала мать, отстраняя бабушку и тоже заглядывая в ванную.
- Завтрак готов, - сухо объявила она и исчезла. За этими двумя словами
скрывалось:
а) всегдашнее недовольство невестками, несущими слишком малую, по ма-
миному мнению, нагрузку по дому;
б) крайняя степень усталости от готовки, стирки, глажки. уборки, ба-
бушки, нас, внуков и постоянной экономии;
в) внутреннее возмущение невесть откуда взявшимся снегопадом и про-
чее, и прочее, и прочее.
Тут надо объяснить обстановку в нашей семье, иначе многое будет непо-
нятно.
1 2 3 4 5