чтобы распутать ее, он был вынужден высвободить обе свои руки, и в это время его двоюродного брата и зятя волной отнесло от него. Каким-то образом ему удалось выбраться из веревочных пут, тем не менее он сказал самому себе:
— Я пропал.
В начавшемся затем страшном водовороте, закружившем мешанину из канатов, палубных кресел и досок, никто не мог видеть, что случилось с большинством оставшихся на лайнере людей. Находившиеся в шлюпках наблюдали, как люди маленькими роями лепились к рубкам, лебедкам и вентиляционным шахтам, а корма задиралась все выше и выше. Находящимся же в гуще этих событий трудно было наблюдать за тем, что происходит вокруг, хотя — удивительно! — электрические лампочки все еще горели, освещая происходящее мрачным потускневшим светом.
В циркулировавших впоследствии рассказах сообщалось примерно о дюжине вариантов последних минут жизни Арчи Батта. Во всех вариантах он ведет себя героически, но ни одна из этих версий не подкреплена свидетельствами живых людей. Согласно одной из газетных заметок, мисс Янг, учительница музыки у детей бывшего президента США Теодора Рузвельта, будто бы вспоминала, как Арчи Батт крикнул ей:
— Прощайте, мисс Янг, передайте мои приветы знакомым на родине!
Однако в газете сообщалось также, что мисс Янг видела айсберг за час до столкновения с ним «Титаника».
В одном интервью, якобы данном репортерам миссис Хенри Б. Хэррис, Арчи Батт описывался как столп мужества, успокаивающий малодушных то с помощью кулака, то братской укоризной. Но Лайтоллер, Грейси и другие работавшие у шлюпок люди вовсе не видали Батта. Миссис Уолтер Даглас, видевшая его в 1 час 45 минут ночи у шлюпки Э2, запомнила только, что он спокойно стоял в стороне от всех.
То же самое можно сказать и в отношении рассказов о Джоне Джекобе Асторе. Судовой цирюльник Огаст Х. Вейкман рассказал о последних минутах, проведенных им на «Титанике» в обществе знаменитого миллионера. Переданный Вейкманом диалог представляет собой болтовню, которая если и могла происходить, то лишь в парикмахерском кресле. («Я спросил его, не желает ли он обменяться со мной рукопожатием. „С удовольствием“, — ответил Астор»). Но цирюльник Вейкман, помимо всего прочего, сообщил также, что он покинул «Титаник» на добрые полчаса раньше, чем мог происходить описанный им разговор.
О последних секундах жизни Батта и Астора рассказывалось в одном очерке, приписываемом перу Уошингтона Доджа, видного юриста из Сан-Франциско: «Они пошли ко дну, стоя бок о бок на мостике лайнера. Это несомненно были они, я не мог обознаться», — напечатано в этом очерке. Но доктор Додж находился в это время в шлюпке Э13, на расстоянии доброй полумили от «Титаника».
Нельзя также ничего с уверенностью сказать и о том, что случилось с капитаном Смитом. Впоследствии говорили, будто бы он застрелился, но никаких оснований для такого утверждения нет. Перед самым концом «Титаника» стюард Эдвард Браун видел, как капитан Смит ушел на мостик, все еще сжимая в руке мегафон. Минутой позже на мостик забрел фонарщик Хемминг, но там уже никого не было. После того как «Титаник» затонул, кочегар Хэрри Синиор видел капитана в воде с ребенком в руках. Все перечисленные свидетели рисуют картину, которая гораздо лучше, нежели самоубийство, совместима с мужественным, бойцовским характером капитана Смита, однажды заявившего:
— Можно сказать, что меня никогда не оставляет некоторое удивление, в особенности когда я со своего мостика наблюдаю за тем, как судно, поднимаясь на волны и опускаясь во впадины между ними, пробивает себе путь сквозь огромные водяные валы. Даже с возрастом нельзя избавиться от этого чувства.
Запомнившиеся и оставшиеся незамеченными, знаменитые и безвестные — все они вместе скатывались в одну шевелящуюся массу по мере того, как нос все глубже уходил под воду, а корма все круче задиралась к небу. Мотив «Осени» заглох в беспорядочной мешанине из падающих музыкантов и их инструментов. Огни потухли, опять вспыхнули и погасли навсегда. Продолжал мерцать лишь керосиновый фонарь на кормовой мачте.
Приглушенные удары и звон бьющейся посуды становились все громче. Когда все, что могло быть сдвинуто, сорвалось с места, над океаном, казалось, загремел непрерывный гром.
Какая несусветная мешанина! 29 паровых котлов, украшенный драгоценными камнями манускрипт «Рубайат», 800 ящиков очищенных от скорлупы орехов, 15 тыс. бутылок эля и портера, огромные якорные цепи (каждое звено массой в 80 кг), 30 ящиков гольфовых клюшек для магазина Сполдинга, приданое Элеоноры Уайднер, тысячи тонн каменного угля, шкатулка майора Пошана, 30 тыс. свежих яиц, десятки кадок с пальмами, 5 роялей, небольшие каминные часы в каюте A-38, массивное серебряное пресс-папье в форме утки.
А грохот все не утихал: кувыркались декоративные решетки, кадки с плющом, плетеные кресла из «Кафе паризьен», палочки для игры в шафлборд, коммутатор на 50 телефонов, две паровые машины и революционная по тем временам турбина низкого давления, 8 дюжин теннисных мячей для торгового дома «Р. Ф. Дауни энд Ko», контейнер с фарфором для торговой фирмы «Тиффани», ящик перчаток для магазина «Маршалл Филд», чудесная ледоделательная машина с палубы G, новый английский автомобиль Билли Картера, 16 сундуков семейства Райерсонов с вещами, прекрасно уложенными француженкой Викторин.
Когда наклон, палубы стал еще круче, упала носовая труба «Титаника». Разбрасывая искры, она ударилась о поверхность воды возле правого борта лайнера с грохотом, который заглушил все звуки на тонущем судне. Барахтающийся в бурлящем воронками море смазчик Хэрст был почти ослеплен вылетевшей из трубы сажей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61