- Вымерли, - отвечали папы. - Им нечего было есть.
И Леокадия думала, что в словах этих много правды.
- Да и зачем нам теперь крылатые кони? - рассуждали родители. Теперь есть автомобили, и самолеты, и вертолеты...
- Но крылатый конь это совсем другое! - возражали дети.
И Леокадия полюбила детей.
Она все время повторяла себе, что должна быть счастлива, потому что зарабатывает и на себя и на Алоиза, и вообще стала КЕМ-ТО и даже занимает почетное место. Правда, для того, чтобы занять это место ей пришлось НЕ ЖИТЬ. Но, может быть, известность всегда приходит после смерти?
- Бедный, бедный Диплодок, - вздыхала Леокадия. - Я по крайней мере знаю, что после смерти стану известной, а ему не повезло, он так о себе ничего и не узнал.
Но несмотря на это, ни сахар, ни булочки, ни салат не доставляли ей никакого удовольствия. Тем более, что Старичок-директор не разрешал Леокадии покидать свое место сразу же после закрытия музея и ей приходилось в сумерках потихоньку пробираться к темной арке под мостом, откуда она еще до восхода солнца незаметно возвращалась в Музей. Она тосковала по весенним утренним и предвечерним часам, по прохладным ночам на Шестиконном сквере. По запаху молоденьких листиков сирени, по запаху нагретого солнцем тротуара, по запаху пыли, танцующей в полосках света над мостовой. И ВООБЩЕ ее разбирала тоска.
- А, может, не стоит зарабатывать на жизнь, если НЕКОГДА жить? А, может, лучше сидеть без еды, чем есть без аппетита?
Но чтобы не огорчать Алоиза, она не спрашивала его об этом. Ведь он так радовался ее известности! И даже не заметил, что крылья стали для нее тяжелыми, как гири.
- Очень редкий экземпляр, - говорил он посетителям. - Очень ценный. Совсем как живой.
И незаметно подмигивал Леокадии.
А Леокадии шибал в нос запах нафталина, ведь сторож регулярно посыпал им Диплодока. Ну, что бы было, если бы чучело Археоптерикса вдруг громко чихнуло на весь музей!
- Скажи сторожу, что я не Вдова! - просила Леокадия Алоиза, когда они наконец оставались одни. - Пускай он около меня не посыпает, а то я не выдержу до понедельника.
По понедельникам в Музее был выходной.
Воскресенье оказалось самым солнечным из всех воскресений.
- Надо потерпеть еще два часа, - сказала Леокадия в полдень. - А потом начнется наш отдых. Ах, Алоиз, до чего же чешутся у меня копыта! Давай ночью удерем в лес и вернемся назад только во вторник до рассвета. Идет?!
- Великолепный экземпляр, - ответил Алоиз. - Совсем как живой!
Леокадия глянула по сторонам и увидела Господина в очках.
- Как живой? - удивился Господин в очках. - Да ведь таких животных НИКОГДА не было!
- То есть как это?! - возмутился Алоиз. - Не было гигантских Археоптериксов?
- Чушь! - сказал Господин в очках. - Они вовсе не так выглядели. Взгляните только на эти перья!
И он вырвал из левого крыла Леокадии перо.
- Оно приклеено, видите, - продолжал Господин в очках. - Таких животных вообще не было в природе!
- Не было в природе? - воскликнула Леокадия. - Так зачем же я здесь стою?
ЛЕОКАДИЯ И БУДНИ
Но зато на дворе светило солнце. И полосы света танцевали над мостовой. И на деревьях скандалили веселые воробьи. И был день, какого Леокадия не видела уже целую неделю. О нем она мечтала под мостом и в Музее и так ему обрадовалась, что сразу запела:
О, что за день, чудесный день,
Шумящий и зеленый.
Привет тебе, лесная тень!
Здорово, братья клены!
Я возвратилась насовсем
И рада каждой ветке.
Уж лучше здесь мне быть никем,
Чем важной птицей в клетке.
- А знаешь, Алоиз, все-таки это было чудесное занятие, раз теперь я так счастлива.
- Скорее подходящее, потому что сытное, - угрюмо сказал Алоиз. Отчего же не повеселиться, коли брюхо набито.
- На несколько дней этого хватит. А там я что-нибудь подыщу. У меня ведь есть КРЫЛЬЯ!
Каждое утро она делала гимнастику, чтобы привести в движение маховые перья. Иногда ей казалось, что она и впрямь вот-вот взлетит. Но это только казалось. Зато после гимнастики Леокадии еще больше хотелось есть. Она оглядывалась по сторонам и, когда никто не видел, пощипывала чахлую травку на Шестиконном сквере.
Леокадия не решалась совершать набеги на окрестные луга: она знала, что там крылья могут доставить ей неприятности. Тут, на Старой площади, и по соседству все к ней привыкли.
- Эй, Леокадия, - кричал рано утром молочник. - Ты не могла бы взлететь на пятый этаж - отнести аптекарше бутылку молока?
И сочувственно кивал головой, когда Леокадия объясняла ему, что все еще не умеет летать.
- А, может, слетаешь за меня? - шутил почтальон. - Мне бы твои крылья, ох, как пригодились!
- Леокадия, вытряхни половик! - просила портнихина служанка.
И Леокадия била крыльями о ковер, пока они не становились серыми от пыли. Но вот начинался дождь и крылья Леокадии, умытые и блестящие, служили зонтиком детям на Старой площади.
Больше всех любили Леокадию дети. Эта дружба была и приятной и ВКУСНОЙ, потому что в ней было немало всяких лакомств. Леокадия никогда ничего не просила, но с благодарностью съедала каждый кусочек сахару, каждую дареную морковку.
- Когда же ты полетишь? - спрашивали дети. И она всегда отвечала:
- Завтра!
Потому что ВСЕГДА в это верила.
После обеда к Алоизу приходил Парикмахер. Разговаривал с Алоизом, но глядел при этом на Леокадию и прикидывал, как бы ей получше подрезать крылья.
- Они будут куда шикарнее, Леокадия, - уверял он. - Ты все равно не можешь на них летать, почему бы их не подстричь и не завить? Самую малость?
Так он говорил, а Леокадия молчала. Она думала о том, что лучше иметь крылья, на которых когда-нибудь ПОЛЕТИШЬ, если научишься, чем такие, на которых НЕ ПОЛЕТИШЬ никогда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35