ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Но… кто-нибудь все равно найдется! Отыщется служака, лукавый и старательный, «честный патриот-революционер», и примет поручение арестовать предателей, выдать их на праведный народный суд, на скорую расправу. И армия примется воевать сама с собой, стрелять в самих себя… Кровавейший раздел!
Генерал Романовский заметил, что этого, как видно, и добивается правительство. Армия всегда его страшила, оно боялось армии и теперь ловко убирает ее с арены ожидавшихся событий.
– Но как оно думает управиться с большевиками? – все еще недоумевал Корнилов.
Романовский насмешливо глянул на своего начальника:
– А вы уверены, что Керенский боится Ленина? Окончательно смешавшись, Корнилов пробормотал:
– Иван Павлович, вы говорите страшные вещи!
– А вот увидим, Лавр Георгиевич…
Генерал Лукомский высказался в том смысле, что стране грозит гражданская война. Заявление о мятеже поставило Петроград со всем правительством в объект атаки со стороны мятежных генералов. Таким образом, в России – воюющей, сражающейся на фронтах! – образовалось два центра власти: военной – Могилев и гражданской – Петроград. Садясь в осаду, правительство своим «ВСЕМ, ВСЕМ, ВСЕМ!» призывало население к мобилизации. Армия тем самым как бы отсекалась от народа и превращалась в узурпатора, с которым следовало беспощадно воевать.
Лукомский нервничал:
– На что они рассчитывают, подлецы? Мы же не можем пойти на Петроград и повернуться спиной к немцам!
На Корнилова было страшно глянуть. Раздавленный клеветой, объявленный правительством вне закона, он из последних сил сохранял необходимое самообладание.
Генерал Лукомский посоветовал:
– Надо срочно найти Крымова. Вот уж кто человек надежный! А вам, Лавр Георгиевич, обратиться бы к войскам…
Корнилов решительно замотал головой.
– Лучшего подарка Керенскому и не надо. Тогда действитель но получится мятеж: Корнилов мобилизует армию на резню и бунт. Нет, этого они от меня не дождутся!
– Но не можем же мы сидеть с клеймом изменников! – возмутился Романовский.
Подумав, Корнилов обронил:
– Да, объясниться надо… – и попросил оставить его одного.
ОБРАЩЕНИЕ К НАРОДУ
Телеграмма министра-председателя за № 4163 является сплошной ложью. Не я послал члена Государственной думы Вл. Львова к Временному правительству, а он приехал ко мне какпосланец министра-председателя. Таким образом свершилась великая провокация, которая ставит на карту судьбу Отечества.
Русские люди, великая наша Родина умирает!
Близок час кончины!
Вынужденный выступить открыто, я, генерал Корнилов, заявляю, что Временное правительство под давлением большевистского большинства Советов действует в полном согласии с планами германского генерального штаба и одновременно с предстоящей высадкой вражеских сил на Рижском побережье убивает армию и потрясает страну изнутри.
Тяжелое сознание гибели страны повелевает мне в эти грозные минуты призвать всех русских людей к спасению умирающей Родины. Все, у кого бьется в груди русское сердце, все, кто верит в Бога, в храмы, – молите Господа Бога о явлении величайшего чуда, чуда спасения Русской земли.
Я, генерал Корнилов, сын казака-крестьянина, заявляю всем и каждому, что лично мне ничего не надо, кроме сохранения великой России, и клянусь довести народ путем победы над врагом до Учредительного собрания, на котором он сам решит свои судьбы и выберет уклад своей новой государственной жизни.
Предать же Россию в руки ее исконного врага – германского племени – и сделать русский народ рабами немцев я не в силах и предпочитаю умереть на поле чести и брани, чтобы не видеть позора и срама Русской земли.
Русский народ, в твоих руках жизнь твоей Родины!
Посылать «Обращение» в столичные газеты не годилось: и долго, и ненадежно. Да и согласятся ли напечатать?
В Могилеве имелась небольшая типография, но ее хозяин, молодой еврей, отказался разговаривать. Он заявил, что наборщики ни за какие деньги не согласятся взять в свои руки такой крамольный текст.
А время уходило… золотое время!
Могилев гудел. В местном Совете не кончался митинг-заседание. Каждый держал в руках газетный лист с правительственным «Всем, всем, всем!». Возле ворот Ставки стали появляться группы солдат в шинелях внакидку. Они вступали в разговоры с Георгиевскими кавалерами. Хаджиев усилил внутренние караулы.
В конце концов в типографию отправился Хаджиев. Хозяйчик перепугался. На суровых, обвешанных оружием текинцев испуганно поглядывали бледные наборщики. В типографии царил тяжелый дух. Хаджиев оставил для пригляда Баба-хана, умевшего объясняться на русском языке. Он приказал ему:
– Если эти «товарищи» будут много разговаривать, ты ведь знаешь, что надо делать! Иди спокойно. Хозяин только зубы скалит, но хвостом виляет.
Всю ночь, до трех часов утра, из типографии не вышел ни один рабочий. К началу дня кипы листовок доставили в штаб. Хаджиев пересчитал увязанные пачки и отпустил джигитов отдыхать.
За утренним чаем Лавр Георгиевич внимательно вгляделся в воспаленные глаза Хаджиева:
– Что, хан, джигиты разобрались, кто такой Керенский? Глаза текинца вспыхнули:
– Буюр-ага, прикажи!
Корнилов спросил, отдыхают ли как следует джигиты. Молодой офицер замялся. В эскадроне уже четвертую ночь не снимают сапог. Затем он рассказал, что ночью приезжали из Текинского полка. Весть о мятеже уже раскатывалась по стране. Командиры эскадронов горячо поддерживают «уллы-бояра». Но вот полковник Кюгельген… По настоянию ротмистра Натанзона за командиром полка стали приглядывать в оба глаза.
Лавр Георгиевич подумал о Нежинцеве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221
Генерал Романовский заметил, что этого, как видно, и добивается правительство. Армия всегда его страшила, оно боялось армии и теперь ловко убирает ее с арены ожидавшихся событий.
– Но как оно думает управиться с большевиками? – все еще недоумевал Корнилов.
Романовский насмешливо глянул на своего начальника:
– А вы уверены, что Керенский боится Ленина? Окончательно смешавшись, Корнилов пробормотал:
– Иван Павлович, вы говорите страшные вещи!
– А вот увидим, Лавр Георгиевич…
Генерал Лукомский высказался в том смысле, что стране грозит гражданская война. Заявление о мятеже поставило Петроград со всем правительством в объект атаки со стороны мятежных генералов. Таким образом, в России – воюющей, сражающейся на фронтах! – образовалось два центра власти: военной – Могилев и гражданской – Петроград. Садясь в осаду, правительство своим «ВСЕМ, ВСЕМ, ВСЕМ!» призывало население к мобилизации. Армия тем самым как бы отсекалась от народа и превращалась в узурпатора, с которым следовало беспощадно воевать.
Лукомский нервничал:
– На что они рассчитывают, подлецы? Мы же не можем пойти на Петроград и повернуться спиной к немцам!
На Корнилова было страшно глянуть. Раздавленный клеветой, объявленный правительством вне закона, он из последних сил сохранял необходимое самообладание.
Генерал Лукомский посоветовал:
– Надо срочно найти Крымова. Вот уж кто человек надежный! А вам, Лавр Георгиевич, обратиться бы к войскам…
Корнилов решительно замотал головой.
– Лучшего подарка Керенскому и не надо. Тогда действитель но получится мятеж: Корнилов мобилизует армию на резню и бунт. Нет, этого они от меня не дождутся!
– Но не можем же мы сидеть с клеймом изменников! – возмутился Романовский.
Подумав, Корнилов обронил:
– Да, объясниться надо… – и попросил оставить его одного.
ОБРАЩЕНИЕ К НАРОДУ
Телеграмма министра-председателя за № 4163 является сплошной ложью. Не я послал члена Государственной думы Вл. Львова к Временному правительству, а он приехал ко мне какпосланец министра-председателя. Таким образом свершилась великая провокация, которая ставит на карту судьбу Отечества.
Русские люди, великая наша Родина умирает!
Близок час кончины!
Вынужденный выступить открыто, я, генерал Корнилов, заявляю, что Временное правительство под давлением большевистского большинства Советов действует в полном согласии с планами германского генерального штаба и одновременно с предстоящей высадкой вражеских сил на Рижском побережье убивает армию и потрясает страну изнутри.
Тяжелое сознание гибели страны повелевает мне в эти грозные минуты призвать всех русских людей к спасению умирающей Родины. Все, у кого бьется в груди русское сердце, все, кто верит в Бога, в храмы, – молите Господа Бога о явлении величайшего чуда, чуда спасения Русской земли.
Я, генерал Корнилов, сын казака-крестьянина, заявляю всем и каждому, что лично мне ничего не надо, кроме сохранения великой России, и клянусь довести народ путем победы над врагом до Учредительного собрания, на котором он сам решит свои судьбы и выберет уклад своей новой государственной жизни.
Предать же Россию в руки ее исконного врага – германского племени – и сделать русский народ рабами немцев я не в силах и предпочитаю умереть на поле чести и брани, чтобы не видеть позора и срама Русской земли.
Русский народ, в твоих руках жизнь твоей Родины!
Посылать «Обращение» в столичные газеты не годилось: и долго, и ненадежно. Да и согласятся ли напечатать?
В Могилеве имелась небольшая типография, но ее хозяин, молодой еврей, отказался разговаривать. Он заявил, что наборщики ни за какие деньги не согласятся взять в свои руки такой крамольный текст.
А время уходило… золотое время!
Могилев гудел. В местном Совете не кончался митинг-заседание. Каждый держал в руках газетный лист с правительственным «Всем, всем, всем!». Возле ворот Ставки стали появляться группы солдат в шинелях внакидку. Они вступали в разговоры с Георгиевскими кавалерами. Хаджиев усилил внутренние караулы.
В конце концов в типографию отправился Хаджиев. Хозяйчик перепугался. На суровых, обвешанных оружием текинцев испуганно поглядывали бледные наборщики. В типографии царил тяжелый дух. Хаджиев оставил для пригляда Баба-хана, умевшего объясняться на русском языке. Он приказал ему:
– Если эти «товарищи» будут много разговаривать, ты ведь знаешь, что надо делать! Иди спокойно. Хозяин только зубы скалит, но хвостом виляет.
Всю ночь, до трех часов утра, из типографии не вышел ни один рабочий. К началу дня кипы листовок доставили в штаб. Хаджиев пересчитал увязанные пачки и отпустил джигитов отдыхать.
За утренним чаем Лавр Георгиевич внимательно вгляделся в воспаленные глаза Хаджиева:
– Что, хан, джигиты разобрались, кто такой Керенский? Глаза текинца вспыхнули:
– Буюр-ага, прикажи!
Корнилов спросил, отдыхают ли как следует джигиты. Молодой офицер замялся. В эскадроне уже четвертую ночь не снимают сапог. Затем он рассказал, что ночью приезжали из Текинского полка. Весть о мятеже уже раскатывалась по стране. Командиры эскадронов горячо поддерживают «уллы-бояра». Но вот полковник Кюгельген… По настоянию ротмистра Натанзона за командиром полка стали приглядывать в оба глаза.
Лавр Георгиевич подумал о Нежинцеве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221