Лукомский продолжал Горячиться:
– С какой стати они нас отпевают, почему хоронят? «С при скорбием вижу…» Что, уже что-то решено и подписано?
Лавр Георгиевич оставался в глубокой задумчивости. Савинков… Вроде бы договорились же! Да и этот… Львов. Что за чертовщина? Какой вдруг ультиматум? Кто его придумал? Это ж надо: ультиматум армии правительству!
Видимо, Лукомский прав: в Петрограде затевается какая-то большая грязь.
Спустя полчаса генерал Лукомский снова появился в корни-ловском кабинете. На нем не было лица. В руке он держал два листка бумаги. Один из них он положил перед Корниловым. Этобыла правительственная телеграмма на имя Лукомского. Начальнику штаба приказывалось арестовать Корнилова и вступить в командование русской армией.
Так вот оно в чем дело!
Минута ошеломления длилась бесконечно…
Обеими руками Лавр Георгиевич уперся в край стола и отъехал вместе с креслом. Повернулся боком… Этому столу он больше не хозяин. Как и этому креслу… Как и…
Генерал Лукомский стоял перед столом безмолвной статуей – новый главковерх, только что получивший власть над армией, и его, Корнилова, тюремщик.
– Так, – произнес Лавр Георгиевич. – Ну и… как теперь? Ему было неловко за Лукомского, своего старого боевого това рища. Нелепое и страшное распоряжение: арестовать!
Все так же молча начальник штаба положил перед ним другой листок – свой ответ правительству: «Считаю долгом совести, имея в виду лишь пользу Родины, определенно вам заявить, что теперь остановить начавшееся с вашего же одобрения дело невозможно, это поведет лишь к гражданской войне, окончательному разложению армии и позорному сепаратному миру, следствием которого, конечно, не будет закрепления завоеваний революции. Ради спасения России вам необходимо идти с генералом Корниловым, а не сменять его. Смещение генерала Корнилова поведет за собой ужасы, которых Россия еще не переживала».
Волна признательности горячо ударила в лицо. Старый товарищ его не предал. Он, не колеблясь, сделал свой выбор и по-солдатски прямо заклеймил столичных интриганов, ни капельки не озабоченных несчастиями народа и страны.
Корнилов вскинул голову. Глаза их встретились. Начальник штаба смотрел прямо, честно, преданно. Лавр Георгиевич поднялся и протянул руку:
– Благодарю.
После этого решительно придвинул кресло.
День пошел своим рабочим чередом. Ставка Верховного главнокомандования оставалась на посту. Гигантский русский фронт, от Балтики до Румынии, ждал руководящих указаний… В середине дня генерал Романовский осторожно заметил, что во фронтовых штабах, судя по всему, ничего не знают об истерическом приказе Керенского (арестовать Верховного). На узел связи Ставки поступали обыкновенные, рутинные запросы. Боевые части продолжали жить своей привычной, окопной жизнью.
Керенский, по-прежнему скользкий, как налим, оставался верен своим привычкам: распоряжался в огромной стране, словно в мелочной лавчонке. Когда они там поймут, мерзавцы, что на плечах армии лежит вся тяжесть необычайно изнурительной войны? Не совались бы хоть в военные дела!
Романовский подал мысль, что завтра с утра следует послать Хаджиева на вокзал, к курьерскому поезду: привезут свежие столичные газеты. Уж газетчики не умолчат и выболтают все, что происходит в Петрограде. Это их хлеб.
– Завтра понедельник, – мрачно объявил Лукомский. – Газеты не выходят.
Какая незадача! В самом деле… Что ж, придется ждать до вторника.
Штаб Ставки продолжал работать, втайне сгорая от нетерпеливого любопытства: что же все-таки затевается в далеком Петрограде?
Генерал Лукомский ошибся: в понедельник на этот раз вышли многие столичные газеты. И все они, без исключения, на первых страницах поместили вершковое обращение правительства: «ВСЕМ, ВСЕМ, ВСЕМ!» Это был вопль праведного гнева. Народ и страна оповещались, что Верховный главнокомандующий генерал Корнилов, словно новоявленный Наполеон, прислал из Ставки ультиматум Временному правительству, требуя безоговорочно передать ему всю полноту государственной власти. Революционная Россия оказалась перед угрозой военной диктатуры. Все завоевания народа мятежный генерал готовился потопить в крови.
Временное правительство, вовремя раскрывшее преступный заговор, колотило в набатный колокол и взывало: «Все на защиту Родины и Революции!», «Защитим от военного мятежника Свободу и Демократию!».
Первым ощущением от всего прочитанного было чувство непереносимого оскорбления. Изменник! Военная измена… Словно к самому лицу придвинулась чья-то мерзкая харя и смачно плюнула. Лавр Георгиевич зажмурился, кажется, даже застонал. О прохвосты! Промелькнули шулерские сапожонки с серебряными шпорами, затем этот самовлюбленный террорист с надменной челочкой на воспаленном лбу и… этот… добчинско-бобчинский обер-прокурор Синода… Рожи и мурла… И глаза, глаза… льстивые, лживые, подлые… Заговор, мятеж… Заговорщик! Вне закона!
Позднее озарение коснулось бесхитростной генеральской головы. Его, солдата, сделали страшилищем народа и страны. Для этого и наезжали, ради этого и обволакивали льстивой болтовней. Он им был нужен как ужасающее пугало. И они его, озабоченного сверх головы состоянием дел на фронте, превратили в это пугало. Его и группу верных генералов… Генеральский заговор!
Кто их теперь послушает, услышит? В газетную истерику не вставить ни слова оправдания.
Вот уж на самом деле: политика – грязь. Великая грязь!Однако что же теперь будет с армией? Она неминуемо расколется надвое. Правда, генерал Клембовский, командующий Северным фронтом, так же, как и Лукомский, отказался от поста Верховного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221