Безродный выскочка, настоящий п а р в е н ю, он помешался на барских причудах и завел в Зимнем порядки похлеще царских. Но если государя отличало милостивое обращение со своей челядью, то адвокатишка сдурел настолько, что хлещет дворцовую обслугу по щекам. По Петрограду ползли слухи о безобразных ночных загулах в царских покоях, о кокотках и реках шампанского. «Добром не кончит», – мрачно пророчествовал Савинков.
Наступали неторопливые летние сумерки. Савинков устало объявил, что на сегодня больше никаких мероприятий, надо как следует отдохнуть – замотались. В расслабленной позе он почти лежал в глубоком кресле. Подавляя зевоту, он счел необходимым поделиться с генералом важными новостями. Они касались Крыма. Украинские самостийники откопали генерала Скоропадского, и тот не придумал ничего лучше, как объявить, что Крым никогда не принадлежал России. Немедленно вынырнул какой-то Суль-кевич и сцепился со Скоропадским, домогаясь вернуть весь Крымский полуостров в состав Турции. Обрадовались, подлецы…
Савинков внезапно раззевался, затряс головой, стал извиняться:
– Устаешь чертовски, генерал… Ну-с, честь имеем. Завтра мы собираемся выехать пораньше.
Затянув рукопожатие, он как бы вскользь предупредил, что назавтра в Каменец-Подольск наскочит Керенский. Он двигается за ними по пятам… Выходило так, будто оба комиссара исполняли роль махальщиков – они скакали впереди военного министра и расчищали ему путь.
Керенский не налетел – пронесся мимо. По штабному Бодо от него получилась краткая депеша, объяснявшая крайнюю занятость военного министра. Стремительность по-прежнему оставалась отличительной чертой его руководящего поведения. Ему не оставалось времени на посещение штабов, его ждали окопы, передовая. В последней строке депеши звучал полувопрос, полуприказ: «Генерал, вам угодно меня сопровождать?»
Лавр Георгиевич отказался без раздумий и откомандировал в свиту военного министра капитана Нежинцева.
Насущные вопросы предстоящего наступления были давно обсуждены. Фронтовые требования сводились к одному – снарядов!
Капитан Нежинцев, насмешливо поблескивая стеклышками своего гвардейского пенсне, рассказывал о своем недолгом пребывании в окружении военного министра, и Лавр Георгиевич узнавал и заносчивое вскидывание подбородка, и россыпь кратких распоряжений, и это ставшее знаменитым засовывание руки в черной перчатке за борт френча. Глаз Нежинцева отметил, что френч при всей измятости сшит у превосходного портного.
Прежде чем появиться на Юго-Западном фронте, Керенский метеором пролетел Гельсингфорс, Ригу, Киев, Одессу, Севастополь. Бесспорно, он был ушиблен ролью, которую ему, случайному человеку, навязала сама История…
Нежинцев неожиданно признался:
– Лавр Георгиевич, говоря по совести, я, кажется, начинаю понимать большевиков: наш министр никаких симпатий возбуждать не в состоянии!
Он присутствовал на полковом митинге и ему передалось молчаливое впечатление хмурой солдатской массы от этой нелепой фигуры со стоячими волосами и оттопыренными бледными ушами. Видимо, он был на месте в безобразно взбаламученном Петрограде, в Вавилоне разрухи и распада, но только никак не здесь, где любая нелепость грозила обернуться морями человеческой крови.
Солдат, шофер автомобиля, сидел истуканом, глядел перед собой. Керенский рукой в перчатке держался за его плечо и, возвышаясь, широко раскрывая квадратный рот, вылаивал густо стоявшим без всякого строя солдатам о том, как размолоченная Германия кинется перед союзниками на колени и будет просить мира, щадящего, милосердного. Однако нет, никакой пощады проклятые тевтоны не получат. Пускай не мечтают, не надеются…
– Наша славная русская армия совершала подвиги при царе. Неужели при республике она окажется стадом баранов? Неужели не встанет своею доблестною грудью за свою свободу? Вперед, богатыри! Не на пир, но на смерть зову я вас. Мы, герои револю ции, имеем право на смерть… Если вам предстоит почетная ги бель на глазах всего восхищенного мира – позовите меня. Я пойду впереди вас с ружьем в руках! Офицеры стояли в крутой толпе вперемешку с солдатами. Ни одного хлопка в ладони так и не раздалось. Бесхитростные головы соображали: кажись, опять на проволоку лезть! А министр насиловал свое испытанное красноречие явно в расчете на энтузиазм нижних чинов. Он привык бросать небрежные упреки генералам, что они совершенно не умеют разговаривать с теми, кто ниже их чином. Он искренне верил, что одно его появление на передовых позициях вызовет всплеск героизма и самопожертвования. Атмосфера сгущалась, солдаты поджимали губы. На их грязных лицах читалось: снова уговоры, а как же насчет замирения и земли?.. Ведь обещали каждый Божий день!
Прапорщик Савицкий, из вольноопределяющихся, наклонился к подполковнику Николаенко, командиру батальона:
– Вчера у нас в полковом комитете мы едва отбились от большевиков. Вы же знаете, как с ними… Но теперь к ним качнутся многие!
Подполковник посмотрел на свежий порез на нечистой щеке прапорщика (брился второпях) и ничего не ответил. Он пытался отговаривать министра от митинга. Не отговорил, лишь получил презрительный упрек. А следовало удержать. Вон как они набычились! Он с беспокойством размышлял о том, как бы половчее закрыть митинг и без всяких осложнений спровадить министра. Долго ли до греха?
Керенский вытащил платок и, беспокойно бегая глазами по затаившейся толпе, стал утирать длинные мокрые губы. Такой томительной паузы не предполагалось. Обычно толпа кидалась к автомобилю и принималась восторженно подкидывать министра в небо… Молчание солдат становилось нехорошим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221