Александр Раевский, брат Марии, весь ушел в заботы и тревоги сестры. Он принял на себя тяжесть всех переговоров, ходил во дворец, встречался с императором, разговаривал с членами Следственной комиссии. И не от какого-то чувства к Сергею, а из-за глубочайшего сочувствия к судьбе сестры он требовал от своего зятя почти невозможного: молчания и сокрытия от Марии тяжкого обвинения.
«Позвольте мне, князь, — писал Александр Раевский Сергею Волконскому в Петропавловскую крепость, — засвидетельствовать Вам мою искреннюю благодарность за такт и выдержку, проявленные Вами во время тяжелого свидания с Вашей несчастной женой: от этого зависела ее жизнь. Вы должны быть уверены» что Ваша жена и Ваше дитя никогда не будут иметь друга более верного и усердного, чем я… А теперь я обращаюсь к Вам как к человеку, которого несчастье не заставило забыть священные обязанности отца и супруга. Мой отец возложил на меня заботы о Вашей несчастной жене, и я прошу Вас, на мою ответственность, скрыть перед ней тяжесть обвинения, которое висит над Вами. Подорванное ее здоровье, безусловно, требует того. Этим поступком Вы, наверное, сохраните жизнь матери Вашего единственного сына. Вы, своим собственным поведением, столь мужественным и молчаливым, признаете необходимость этого. Теперь необходимо Вам письменно оправдать меня в глазах Вашей жены. Используйте для этого первый удобный случай, который Вам позволит написать ей. Эта мера необходима, чтобы не смогла позже моя сестра упрекать меня, что от нее была скрыта истина. Я Вас умоляю не отказать в этой настойчивой просьбе, не заблуждайтесь, я Вам клянусь относительно мотивов, которые мною руководят в эти жестокие минуты — подумайте, что благодаря дружбе, которую питает ко мне Ваша жена, я для нее большая поддержка».
Слова Александра Раевского искренни, позже подтвержденные в повседневной жизни: после смерти отца он стал уполномоченным исполнителем и распорядителем имущества сестры, опекуном ее ребенка. Но его привязанность к сестре граничила с жестокостью, суровым вмешательством в ее личную жизнь. Он решал, какие письма вручать Марии, какие возвратить отправителям. Александр просматривал все письма, скрывал от сестры каждую новость, каждую весточку об арестованных. До нее с трудом доходят слухи и подробности следствия.
«Боже мой, — пишет она 16 августа 1826 года Сергею, — когда же кончится время испытаний для меня! Если бы знать, какова будет твоя судьба!.. Но какой бы то ни была твоя судьба, раз и навсегда решенной, — я была бы спокойнее. Потому что никакая мука не может сравниться с неизвестностью. Минуты, которые сейчас переживаю, в этом ужасном душевном состоянии, самые тяжелые в моей жизни».
30 мая 1826 года члены Следственной комиссии закрывают папки с показаниями декабристов, тяжело и с облегчением вздыхают. Слава богу, их работа наконец Закончена! Председатель высочайше учрежденного так называемого «Комитета по разысканию соучастников злоумышленного общества» доволен. Это военный министр Татищев. В ходе допросов он опирался на авторитет великого князя Михаила (брата императора), князя Голицына и на Голенищева-Кутузова, военного генерал-губернатора Петербурга. Членами этой Комиссии были и Бенкендорф, генерал-адъютант Чернышев, надменный, ограниченных способностей человек, который в ходе следствия терроризировал арестованных, Левашев, Потапов.
1 июня был учрежден Верховный уголовный суд, которому был предан 121 человек: 61 — Северного общества, 37 — Южного общества и 23 — Общества соединенных славян.
Через сорок дней Верховный суд представил царю свой доклад. Люди читали его с ужасом, и особенно заключение, сформулированное в одной фразе: «Все подсудимые, без изъятия, по точной силе наших законов подлежат смертной казни».
Далее, за пышными фразами канцелярско-бюрократического языка, следует: «По сим уважениям суд большинством голосов определил… следующие положения о казнях и наказаниях: …смертную казнь четвертованием… смертную казнь отсечением головы… политическую смерть, т. е. положа голову на плаху и потом сослать вечно в каторжную работу… Заключение на определенный срок».
Пусть все переживут неотвратимость возмездия. И тогда последует царский указ с «безграничной милостью». Преступники из первого разряда, осужденные на «смертную казнь отсечением головы», помилованы императором. Они получают наказание «вечная каторга».
Среди них и Сергей Волконский, которому были предъявлены следующие обвинения: «Участвовал согласием в умьгсле на цареубийство и истребление всей императорской фамилии; имел умысел на заточение императорской фамилии; участвовал в управлении Южным обществом и старался о соединении оного с Северным; действовал в умысле на отторжение областей от империи и употреблял поддельную печать полевого аудиториата».
Император бескрайне «милостив» и к другим, осужденным к «смертной казни четвертованием». Он смягчает им наказание: они будут повешены. Это полковник Павел Иванович Пестель, Кондратий Федорович Рылеев, подполковник Сергей Иванович Муравьев-Апостол, подпоручик Михаил Павлович Бестужев-Рюмин, Петр Григорьевич Каховский.
В ночь на 24 июля 1826 года в специальных тюремных экипажах в Сибирь отправлены осужденные на вечную каторгу — князь Трубецкой, князь Оболенский, Давыдов, Артамон Муравьев, братья Борисовы, Якубович и князь Волконский. Путь далекий и трудный. Целых три месяца добираются они до своих «каторжных нор». Их везли в строжайшей тайне и при усиленной охране.
25 октября 1826 года сопровождавший узников офицер явился к начальнику Нерчинских заводов и рудников Бурнашову и передал ему царский приказ об осужденных:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150