Эта точка зрения во многом соответствовала взглядам простого народа, по она возбуждала негодование образованных кругов, чье мнение выразил халиф ар-Ради, когда он обрушился на ханбалитов за то, что они думают, будто «их страшные, омерзительные лица имеют сходство с Владыкой Миров». Ибн Тумарт питал такую же враждебность и к «очеловечиванию» бога (таджсим); он попытался ввести в Магрибе разновидность ашаризма, модифицированного в существенных пунктах путем использования учения Ибн Хазма. Около 1100 г. Ибн Тумарт вернулся с востока. Он переезжал из города в город как духовный реформатор, повсюду проповедуя и собирая вокруг себя толпы последователей. Употребление вина, музыкальных инструментов, предметов роскоши, покрывала альморавидских мужчин и свободное поведение их незакрытых женщин были бесконечно повторяющимися темами его призывов к самокритике и реформе. Столкновения с властями стали неизбежны. Ибн Тумарт возвратился к своему племени, построил мечеть в Тинмале (Тин Маллал) в Высоком Атласе и приступил к систематической разработке своего учения и к созданию организации, которая должна была способствовать его распространению. Отказ от таджсима и замена его верой в нераздельное единство бога (таухид) шли, как это часто бывало в исламе, рука об руку с убеждением, что необходимо разгромить оппонентов и политически: «очеловечивание» ими бога превращало их в «многобожников» (мушрикун, букв, «соединяющие», так как они соединяли прочие божественные сущности с единством бога, в данном случае очеловечивали божественные свойства) и, следовательно, в язычников. Власть в общине, утверждал Ибн Тумарт, должна принадлежать носителям подлинной традиции Пророка.
Воздействие нового движения было результатом множества совпавших побудительных факторов. Недовольство племени масмуда своей непричастностью к власти играло такую же роль, как и «национализация» религии, защищаемая Ибн Тумартом. Б первый (и в последний) раз призыв к молитве звучал на берберском языке, на нем же велась и пятничная служба; по крайней мере один из своих религиозных трудов Ибн Тумарт написал на родном языке; лишь потом он опубликовал его на арабском, чтобы сочинение получило более широкое распространение. Возвращение к истинному правоверию как к основе чистого, неиспорченного богословия и в равной степени к бескомпромиссно толкуемому закону (фикх) обеспечило нравственной агрессивности психологическую поддержку. В то самое время, когда на Востоке начало складываться убеждение в равной законности решений нескольких традиционных школ, служившее единству суннитского ислама, Ибн Тумарт утверждал, что два хорошо образованных муджтахида никогда не придут к единому мнению по одному и тому же вопросу.
Подобно любому исламскому правительству, Альморавиды сознавали, что нельзя оплатить все расходы на развитие экономики государства, взимая лишь налоги, разрешенные шариатом. До тех пор пока завоевания обеспечивали богатую добычу, правитель мог обходиться «налогом для бедных», земельным налогом и подушным налогом, которые уплачивали ахл ал-китаб, и доходами от таможенных пошлин. Когда же положение стабилизировалось, стало невозможно покрывать расходы, не облагая налогами города, торговлю и промышленность. С утомительной монотонностью новые династии отменяли «незаконные» налоги только для того, чтобы спустя короткое время снова ввести их. Альморавиды оказались вынуждены обложить налогом покупку и продажу почти всех видов товаров, даже саранчи, мыла и вертелов. Разумеется, отмена таких налогов была популярной мерой; впрочем, вскоре эти товары снова приходилось облагать налогом.
Современники рассматривали движение, возглавленное Ибн Тумартом, как восстание племени масмуда; империя, возникшая в результате его успехов, даже в Европе была известна под названием Массамути, Иоахим из Фиоре одну из семи голов апокалиптического зверя назвал Мельсемутус, то есть Масмуди, имея, вероятно, в виду альмохадского князя Абд ал-Мумина. Участники движения именовали себя «исповедующие единство» (ал-муваххидун, Альмохады), что соответствовало сущности их идеологии. Они считали движение теологическим; столетия спустя Лев Африканский (ок. 1495–1550), магрибинец, принявший христианство, именовал их князей, сведущих в религиозных науках pontifices («жрецами»). В процессе своей миссионерской и организаторской деятельности Ибн Тумарт прошел путь от духовного реформатора до авторитарного учителя (факиха в Сусе), прежде чем осознал, что он-то и есть махди, который должен явиться общине к концу времен и принести в мир справедливость. Нелегко проникнуть в сознание человека, который способен отождествить себя с эсхатологическо-апокалиптической личностью; мы привыкли считать людей, ведущих себя подобным образом, субъектами патологическими или по крайней мере обособившимися от жизни общества. Но в исламском мире до сих пор возможно появление в определенных кругах человека, который убежден в том, что он является спасителем общины, обещанным махди, и который будет признан таковым. Суданский махди, «безумный мулла» из Огадена (Сомалиленд; 1899–1905, ум. 1920} и махди из шиитской Хиллы в Ираке, поныне живущий в Мосуле, – обычное явление. Среди берберов, которые представляют собой классический тип убежденных антропоморфистов, – отцы церкви эпохи раннего христианства, такие, как Тертуллиан и Лактанций, уже отмечали эту особенность, – святость, которая может быть источником создания значительных социальных структур, быстро распознается, и восторженный культ личности – распространенный религио-политический феномен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89