День был чистым и
благоухающим, но и вполовину не таким благоухающим, как полуночно-синее
сари, которое он держал в левой руке. Она бежала далеко впереди, под
деревьями, и он следовал за ней, изредка теряя ее из виду, когда она
сворачивала на боковую тропу.
Она стояла на бугре, подняв обнаженные руки над головой и соединив
кончики пальцев. Глаза ее были полузакрыты, ее единственная одежда -
длинный черный вуаль - шевелилась на белом сверкающем теле.
Тут он понял, что она приняла свой Аспект и, вероятно, готова принять
Атрибут.
Задыхаясь, он шагнул к бугру перед ней; она открыла глаза, опустила
руки и улыбнулась ему.
Когда он потянулся к ней, она крутнула вуаль ему в лицо, и он услышал
ее смех - где-то в безмерной ночи, которой она окутала его.
Ночь черная беззвездная, безлунная, без единого проблеска, без
искорки откуда бы то ни было. Ночное время, родственное слепоте, упало на
него.
Он захрипел, и сари было вырвано из его пальцев. Он стоял, дрожа, и
слышал вокруг себя ее смех.
- Ты слишком много позволяешь себе, Лорд Кришна, - сказала она, - и
оскорбляешь святость Ночи. За это я накажу тебя, оставив эту тьму на Небе
на некоторое время.
- Я не боюсь темноты, богиня, - хихикнул он.
- Тогда у тебя и в самом деле вместо мозгов половые железы. Что ж,
оставайся затерянным и слепым в чаще Канибурхи, чьих жителей не нужно
подгонять... А не бояться, я думаю, иногда рискованно. До свидания,
Темный. На свадьбе, наверное, увидимся.
- Подожди, дорогая Леди. Может, примешь мои извинения?
- Да, потому что ты обязан извиниться.
- Тогда сними эту ночь, которую ты наложила сюда.
- В другой раз, Кришна, когда я буду готова.
- А что я буду делать до тех пор?
- Говорят, сэр, что ваша свирель может очаровать самого страшного
зверя. Если это правда, советую взять свирель и начать самую нежную
мелодию. А я пока подготовлюсь к тому, чтобы снова впустить в Небо дневной
свет.
- Ты жестока, Госпожа!
- Такова жизнь, Мастер Свирели. - И она ушла.
Он начал играть, размышляя о мрачном.

Они шли. Ехали с неба на полярных ветрах, через море и сушу, над
горящими снегами, под ними и сквозь них. Изменяющие форму плыли по белым
полям, и небесные странники падали вниз, как листья; над пустынями звучали
трубы, и колесницы снегов с грохотом шли вперед; свет вылетал из их боков,
подобно копьям; плащи из огненного меха; белые перья мощного дыхания
тянулись над ними и за ними; они шли, солнцеглазые, в золотых ратных
рукавицах, лязгая и скользя, торопясь и кружась, шли, сияя перевязями,
масками-оборотнями, огненными шарфами, дьявольской обувью, морозными
ножными латами и крепкими шлемами; а на другом конце мира, лежавшего за их
спиной, были сборища в Храмах с пением и приношением жертв; процессии и
молитвы, пожертвования и раздачи, великолепие и красочность. Ибо страшная
богиня должна была обвенчаться со Смертью, и все надеялись, что
происходящее смягчит их обоих. Праздничный дух заразил также и Небо, и с
собранием богов и полубогов, героев и благородных, верховных жрецов,
раджей-фаворитов и браминов высокого ранга этот дух набрал силу и энергию
и закружился, как многоцветный вихрь, грохоча в головах живых от Первого
до последнего.
Итак, они вошли в Небесный Город, въезжая на подушках на спине Птицы
Гаруды, кружась в небесных гондолах, проезжая через артерии гор, сверкая в
мокрых снегах и ледяных тропах пустынь, заставляя Шпиль в милю высотой
звенеть от их пения и смеясь в чарах короткой и неожиданной тьмы, что
спустилась и снова быстро рассеялась; и в дни и ночи их прихода поэт
Адазаи сказал, что они напоминают по крайней мере шесть различных вещей
(он всегда был щедр на сравнения): миграцию ярких птиц через молочный
океан, не имеющий волн; процессию музыкальных нот через мозг не очень
хорошего композитора; школу глубоководных рыб, чьи тела в завитках и
канавках света, который поднимается от какого-нибудь фосфоресцирующего
растения в холодных колодцах морских глубин; Спираль Туманности, внезапно
обрушившуюся в центре; шторм, каждая капля которого становится пером,
певчей птицей или драгоценностью; и (возможно, наиболее убедительное) на
храм, полный страшных, обильно украшенных статуй, внезапно оживших и
запевших, внезапно бросившихся через весь мир с яркими знаменами,
играющими на ветру, потрясающих дворцы и сшибающих верхушки башен, чтобы
встретиться в центре всего, разжечь огромный костер и танцевать вокруг
него с всегда присутствующей возможностью, что либо огонь, либо танец
полностью выйдут из-под контроля.
Они шли.

Когда в Архивах зазвенел тайный тревожный сигнал, Тэк выхватил
Сверкающее Копье из гнезда в стене. В разное время дня тревога должна была
поднять разных часовых. Получив предупреждение о возможном таком случае,
Тэк порадовался, что сигнал не звонил в другое время. Он поднялся на
уровень Города, к Музею на холме.
Но было уже поздно.
Витрина была открыта, служитель лежал без сознания. Никого другого в
Музее не было из-за предпраздничных действий в Городе.
Здание Музея стояло так близко от Архива, что Тэк успел заметить
двоих, спускавшихся с другой стороны холма.
- Стой! - закричал он, размахивая Сверкающим Копьем, но боясь
пользоваться им.
Те повернулись к нему.
- Ты включила тревогу! - обвинил один другого, поспешно застегивая на
себе пояс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89