— Это было…— Именно это дело — попытка творения искусственного разума.— Почему бы вы не должны были делать этого?— Человек с таким именем, как у вас, мог бы этого и не спрашивать.Я хихикнул.— Если бы я был проповедником, — сказал я, — я бы вам сказал, что в Библии нет прямого запрета на это — разве только, что вы молились на него тайком.Он затряс головой.— Ничего подобного, это очевидно, это ясно. Времена с тех пор, как была написана Великая Книга, изменились, и вы не должны придерживаться исключительно фундаменталистских подходов в сложные времена. То, о чем я говорю, нечто немного более абстрактное. Разновидность гордыни, не отличающейся от классической — попытка состязания, достижения равенства с Творцом.— Вы ощущали это — гордыню?— Да.— Вы уверены, что это не было только энтузиазмом из-за великолепного, хорошо разработанного проекта?— О, там было немало всего подобного. Доказательства того же — гордыни.— Я, кажется, вспомнил нечто о человеке, который создан по образу и подобию Творца, и кое-что еще о попытках жить согласно этому. Отсюда, мне, кажется, следует, что упражнение своих способностей в подобного рода занятиях должно быть шагом в правильном направлении — действие в соответствии с идеалом Бога, если вам так нравится.— Вовсе не так. Человек не может быть настоящим Творцом. Он может только подражать тому, что уже создано. Только Господь способен творить.— Тогда вам не о чем беспокоиться.Он нахмурился.— Нет, — сказал он затем. — Зная это и, по-прежнему, пытаясь творить, мы и проявили свою гордыню.— Вы действительно так считали, когда работали над Палачом? Или все это пришло к вам на ум после свершившегося?Он по-прежнему хмурился.— Я не совсем уверен.— Тогда мне кажется, что милосердие Господне должно быть склонно простить вам сомнения.Он выдавил кривую улыбку.— Неплохо, Джон Донни. Но я чувствую, что правосудие может уже быть на пороге, и что из четырех может не остаться ни одного.— Тогда вы рассматриваете Палача как ангела мщения?— Иногда вроде того. Я рассматриваю его как нечто, вернувшееся потребовать правосудия.— Только для уточнения, — предположил я. — Если бы Палач имел полный доступ к необходимому оборудованию и мог бы сконструировать другой агрегат, такой же, как он сам, вы бы решили, что он виновен той же виной, что и вы?Дэйв покачал головой.— Не испытывайте на мне свое остроумие, Донни. Я достаточно далек от фундаменталистов. С другой стороны, я мог бы допустить, что могу ошибиться и что могут иметься и другие причины, по которым дело кончится тем же.— Такие, как…— Я говорил вам, что дам знать, когда доберемся до определенного предела. Вот и добрались.— Ладно, — сказал я. — Но я — нечто вроде банковских стен, знаете ли. Люди, с которыми я работаю, обеспечивают безопасность других. Они хотят остановить Палача. Я надеялся, что вы расскажете мне немного больше — если не для себя самого, тогда ради других. Они ведь могут и не разделять ваших воззрений, и вы не можете не согласиться, что из-за такого вашего решения дело обернется еще хуже. Отчаяние, между прочим, тоже является грехом, по мнению большинства теологов.Он вздохнул и дернул себя за нос — все его привычки оставались теми же, что и в давно прошедшие времена.— А вам что за дело до этого? Кем вы работаете?— Лично я? Я пишу о науке. Я готовлю отчет об этом изобретении для агентства, которое занимается охраной по найму. И чем лучше мой отчет, тем больше у них шансов.Некоторое время он молчал, затем сказал:— Я многое читал в этой области, но ваше имя мне не знакомо.— Большая часть моих работ касается геохимии и морской биологии, — ответил я.— О! Тогда вы сделали странный выбор, вам не кажется?— На самом деле — нет. Я гожусь для этого, и босс знает мои способности, уверен, что я справлюсь.Он глянул через комнату в том направлении, где пачка чертежей закрывала что-то — то, что, как я понял впоследствии, было терминалом. Ладно. Если он решил проверить мои полномочия, Джону Донни пришел конец. Это, казалось, черт знает как удивило его, хотя не родится ли у него снова ощущение греха? Должно быть, он подумал, что грешно не верить мне, потому что больше туда не смотрел.— Давайте пойдем таким путем… — сказал он наконец, и что-то от старого Дэвида Фентриса прозвучало в его голосе, взятом под контроль чувствами. — По той или иной причине я считаю, что Палач хочет уничтожить своих прежних операторов. Если он — представитель Правосудия Господнего, то, все, что бы я ни сделал — неважно. Он преуспеет. Тем не менее, если это не так, то я не буду нуждаться ни в какой внешней защите. Я сотворил свое собственное наказание, и это позволит мне управиться с создавшейся ситуацией тоже самому. Я лично остановлю Палача — прямо здесь — до того, как пострадает еще кто-нибудь.— Как? — спросил я его.Он кивнул на сверкающий шлем.— Вот этим, — ответил он.— Как? — повторил я.— Антенны телеуправления Палача по-прежнему не тронуты. Они так и остались его составной частью. Он не может отключить их без того, чтобы не выключиться самому. Если он появится в четверти мили отсюда, этот механизм включится. Он издает громкий звуковой сигнал, а внутри него начинает загораться свет — там, спереди. Затем я надену шлем и приму на себя управление Палачом. Я приведу его сюда и выключу его мозг.— Как это — выключите?Он потянулся к схемам, которые рассматривал, когда я вошел.— Вот. Эта плата неподвижна. Там есть четыре подсистемы, которые необходимо разъединить для выключения. Здесь, здесь здесь и вот здесь.Он поднял взгляд.— Вы должны сделать это в соответствующей последовательности или он задаст вам жару, — заметил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25