Он не любил лишних слов и пустого смеха, но уж если говорил, то говорил горячо, а если смеялся, то смеялся до слез. Его чуть задумчивые с грустинкой глаза на первый взгляд казались холодными, бесстрастными, но стоило заговорить с ним, как по глазам сразу же можно было узнать его настроение: они то задорно вспыхивали, то печалились, в них сверкал то огонь злости, то смеха, но никогда они во время разговора не оставались равнодушными. Глаза его, как барометр на погоду, всегда реагировали на слова собеседника.
Когда говоришь с Суданом, невольно думаешь, что такие глаза могут быть только у честного, открытого человека. Но самое главное то, что, судя по его анкетным данным, он отличный летчик. В этом надо было убедиться на деле. И я слетал с ним на учебном самолете.
Априданидзе управлял самолетом аккуратно, чисто. Правда, парень он слишком горячий. И нужно будет его немного сдерживать, а то в первой же схватке станет жертвой своего темперамента. Горячность в бою иногда ослепляет летчика. Я предложил Суламу летать со мной в паре. У него задорно засияли глаза.
— Не подведу, товарищ капитан! Будьте уверены!
И вот его первый боевой вылет. Погода хорошая. Мы будем сопровождать бомбардировщиков, наносящих удар по танкам противника вблизи Киева.
Прежде чем подняться в воздух, подробно разобрали возможные варианты боя. Судам жадно глотал каждое мое слово. Его доверчивость тронула меня. Когда-то и я был таким же и так же самозабвенно слушал своих первых боевых учителей. Теперь я в ответе за жизнь Сулама. Правда, если с ним что-нибудь случится в бою, меня за это никто не упрекнет: война без жертв не бывает. Что верно, то верно. Но сколько бывает ненужных жертв из-за ошибок! И только мы, командиры, должны отвечать за это.
— Для тебя сейчас самое главное, — напомнил я ему еще раз уже перед вылетом, — не отрываться от меня и все, что я скажу, выполнять мгновенно.
Никаких вопросов Судам не задал. Он четко ответил: «Есть!» В его голосе чувствовались хрипловатые, дребезжащие нотки. В глазах чуть заметна тревога. Это нормально. Перед боевым вылетом все волнуются. Но внешне Сулам был почти спокоен: он подавил, спрятал в себе чувство страха. А если этот страх в трудную минуту и вырвется наружу, то ничего опасного не случится. Я ведь буду рядом. А самообладанию, как и любому делу, люди учатся друг у друга.
Под нами кучевые облака и девять бомбардировщиков-»петляковых». Мы с Суламом забрались выше всех и идем на отшибе. Отсюда нам хорошо видны все наши самолеты. Только вот высота семь тысяч метров — очень большая. И я чувствую, как от кислородного голодания стучит в висках.
— Как, не задыхаешься? — спрашиваю Сулама.
— Нет. Можно еще выше.
— Ох какой храбрый!
На большой высоте обморок может подкрасться незаметно. Перед этим наступает блаженно-сонливое состояние. Летчик не испытывает никаких болезненных ощущений. И горе ему, если он поддастся самообману.
— Спать не хочется? — снова с тревогой спрашиваю я.
И только в наушниках прозвучал бодрый ответ ведомого, как в разрыве облаков я увидел пару «Фокке-Вульф-190», подкрадывающихся к бомбардировщикам. Противник на фоне облаков нам хорошо виден. А мы ему? Едва ли. Солнце надежно ослепляет врага. Оба «фоккера» можно сбить одновременно. С Тимохой это сделать было бы просто. А с Суламом? Ну что ж, попробуем. Обстановка на редкость благоприятная. К тому же напарник тоже заметил врага и сообщил мне. Глаз острый. Пускай тренирует его и при атаке. Правда, я не надеюсь, что Суламу удастся уничтожить вражеский самолет. Но зато лучшего случая поучить молодого летчика стрельбе по самолету не придумаешь.
Выбираю момент, когда удобнее всего обрушиться на вражеских истребителей. «Фоккеры» то исчезают в облаках, то вновь появляются в просветах. Нужно атаковать их при выходе из облаков. Выскочив из густой пелены, они на несколько секунд будут ослеплены солнцем.
И как только оба вражеских самолета исчезли в облачной вате, мы круто спикировали, притормозив там, где они должны снова появиться. «Фоккеры» выскочили одновременно и сразу оказались перед нами и чуть пониже. Прекрасные мишени! Секунда-две на маневр — и один самолет противника вписался в блестящие нити моего прицела. Снаряды и крупнокалиберные пули, ударившись о твердый металл, словно высекли из «фоккера» искры. Он вспыхнул.
Но куда делся Сулам? Выше меня ни одного самолета. Может быть, где-нибудь в тучах? Не вижу. Сбить его не могли. Значит, внизу. Скорее всего, под облаками. Ныряю в просвет.
Так и есть, Сулам гонится за «фоккером», торопливо стреляя ему вслед. Красные, зеленые и оранжевые нити тают, не достигнув врага. Далеко. Сколько у Априданидзе задора, напористости! Сказывается-таки горячий темперамент. Видно, Сулам по характеру боец, и боец крепкий, волевой. А это главное. В первом бою не так важно сбить самолет, как суметь почувствовать свои слабости.
Гитлеровец удирал на полных парах, даже с копотью. Очевидно, шел на форсаже. Сулам мог бы его догнать. Да и я бы помог, но сейчас неподходящее время. «Петляковы» подходят к лесу «Дача Пуща Водица». Здесь где-то скопление фашистских танков. Их и должны накрыть бомбардировщики. Наступил самый ответственный участок полета. Если еще появятся вражеские истребители, они могут помешать «петляковым» выполнить задачу. Нам гнаться за «фоккером» нельзя. Априданидзе, приняв команду, немедленно оставил преследование «фоккера» и пристроился ко мне.
Бомбардировщики без всяких помех нанесли удар по танкам противника и пошли домой. Правее нас, окутанный темной пеленой, в безмолвии лежал Киев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124