Не хуже любого курорта, — восторгался Кустов, оглядывающий опушку леса. — Сколько, интересно, здесь нам придется пожить?
— Не меньше четырех недель, — серьезным тоном произнес Тимонов.
Такое утверждение нас рассмешило.
— Бред на лоне природы, — отозвался Игорь Кустов.
— Никакой не бред! На всех курортах срок пребывания — четыре недели. А здесь же, по-вашему, курорт.
— Братцы! — воскликнул Кустов. — Глядите!
Под молодыми сосенками виднелись желтеющие стайки грибов. Через несколько минут наши пилотки наполнились маслятами. Николай Тимонов не стал довольствоваться этим и забегал по лесу, Вскоре он позвал нас:
— Сюда! Здесь маслят видимо-невидимо!
— Ну и нюх у тебя, Тимоха.
— А как же! У нас в Брянских лесах такого добра уйма. Если бы все грибы выбрать, можно прокормить пол-Европы.
— После войны тебя нужно будет сделать начальником треста по заготовке грибов и ягод, — пошутил Игорь. — И тогда ты обязательно введешь в меню летчиков на закуску соленые грибы. Хоть раз в неделю.
Мы, наверное, еще долго бродили бы по лесу (такое удовольствие с начала Курской битвы представилось впервые) , но нас позвали на КП.
Командир полка майор Владимир Степанович Василяка, как обычно, начал разговор с небольшого вступления и лишь потом сообщил предстоящую задачу:
— Полк с завтрашнего дня начнет работу по прикрытию наземных войск севернее Киева и переправ через Днепр… — Он замолчал, дав нам возможность собраться с мыслями.
Нам порядочно надоело сопровождать штурмовиков и бомбардировщиков. Эти полеты сводились к оборонительным действиям, а истребители по своей природе любят нападать. Правда, в таких условиях, какие предстоят, мы еще не работали. Раньше бои шли на большом пространстве, фронт двигался, обстановка менялась. Сейчас же все как бы прильнуло к Днепру и остановилось. Теперь немцам нетрудно изучить нашу организацию прикрытия войск с воздуха и использовать любую нашу ошибку, любую непредусмотрительность. Нелегко будет справиться с новой задачей.
И вот первый вылет севернее Киева на прикрытие лютежского плацдарма и переправы. В междуречье Днепра и Десны рваными лоскутами темнеют леса. Здесь, на правом крыле фронта, действует несколько общевойсковых армий. Вшестером летим над Десной, и пока трудно заметить присутствие войск: лес надежно укрывает их. Ближе к Днепру леса редеют и сменяются редким кустарником и болотами. Теперь хорошо видно, как всюду земля исчерчена нитями дорог и тропинок. По ним колоннами тянутся люди, машины, артиллерия…
Впереди блеснул Днепр. Хорошо видна переправа. К ней тянутся войска. Перед переправой они сливаются в общий поток, который разрастается вширь, крутится на берегу и, словно собравшись с силами, под собственным напором уже на большой скорости устремляется на мост.
Выше нас должна патрулировать группа «лавочкиных» для перехвата противника на больших высотах. Но ее нет. Странно.
У нас, как и было приказано, высота три тысячи метров. А если противник пойдет выше? Мы его не достанем. Тревожусь. И с согласия земли набираем высоту.
Южнее нас, в стороне Киева, комариками кружатся самолеты. Там идет бой между истребителями. Вдали противник атакует наши войска. А у нас в воздухе пока спокойно. И это спокойствие еще больше настораживает.
Летим на запад. Это увеличивает наш обзор в сторону врага и дает возможность перехватить его километров за тридцать до переправы. На этом отрезке мы сумеем разбить бомбардировщиков еще до Днепра.
— Почему далеко уходите? — беспокоятся на КП.
Земля хочет нас постоянно видеть над собой, Такая крыша над головой придает спокойствие переправляющимся войскам и стойкость тем, кто отбивает контратаки немцев на плацдарме. Я понимаю это и хочу подать команду на разворот, но… Стоп! В синеве неба глаз поймал стаю самолетов, за ней еще и еще.
Фашистские бомбардировщики летят растянутой колонной из трех групп. Над ними «фоккеры». То, чего я пуще всего опасался, случилось: противник оказался выше нас. С надеждой гляжу на восток, оттуда должны прибыть наши «лавочкины». Там никого. Случилось непредвиденное. Значит, мы вшестером, не имея ни тактического, ни численного преимущества, должны суметь отразить налет «юнкерсов «.
Всякое приходилось видеть, в каких только переделках не бывали, но в таких невыгодных условиях оказались впервые. И очевидно, потому, что в минуты опасности жизнь не терпит ни слабости, ни лишней чувствительности, я весь сосредоточиваюсь только на одном. Главное сейчас — набрать высоту, без нее нельзя достать «юнкерсов». И старательно жму на рычаг мощности мотора.
Чувствую, как бурно колотится сердце. Кажется, от его ударов трясется самолет и мотор дает перебои. Гляжу на товарищей. Пара Миши Сачкова, охраняющая нас, уже сумела забраться намного выше, чем наша четверка. Это неплохо. Ей высота необходима, она ведь будет прикрывать действия нашей ударной группы. Тимонов идет со мной, в стороне — Кустов с Лазаревым. Никто — ни слова. Все, как бы экономя силы, молча приготовились к жестокой, неравной схватке.
— Почему не возвращаетесь? — гремит раздраженный голос с наземного пункта. —
Понимаю: земля еще не видит надвигающейся опасности. Спешу предупредить:
— Пошли на перехват Ю-87.
Голос земли уже другой, одобряющий:
— Вас поняли! Действуйте!
На встречных курсах сближаемся быстро. «Фоккеры» неторопливо отходят от «юнкерсов» в сторону солнца, маскируясь в его лучах, как бы специально подставляя своих бомбардировщиков нам на расправу. Тактика фашистских истребителей понятна. Они думают, мы будем атаковать «юнкерсов» в лоб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124