Но злость, как бывало в первых боях, теперь не овладела мною. Она давно перекипела и стала той силой, которая упрямо заставляет управлять рассудком. Без всякой суеты, но с болью в сердце я понял, что наша тройка в таких условиях может выполнить задание только ценой собственной жизни. И сразу все прошлое показалось подготовительной ступенькой к тому, что предстоит сделать сейчас.
У нас остается одно оружие — таран. Но как таранить? Мы можем все вместе врезаться в гущу этой армады и ценой своей жизни унести в могилу еще три «хейнкеля». Но вряд ли из-за этого остальные свернут с курса. Мы уже сбили несколько бомбардировщиков, а они, еще плотнее сомкнув свои ряды, невозмутимо идут. Таранить нужно на встречных курсах. Мы всей тройкой должны врезаться в ведущую группу и, как снарядом, распороть фашистский строй. Только это, только разгром флагманской группы может заставить фашистов сбросить бомбы.
А как летчики? Поймут ли меня? Истинная дружба проверяется в беде, смелость — в бою, мудрость — в гневе» Демьян пойдет за мной, А Колиниченко? Тоже должен.
Решение принято. Разворот навстречу врагу. Говорят, в такие минуты человек забывает себя. Нет! Это неправда! Забыть себя в такое мгновение невозможно. Наоборот, как никогда, хорошо понимаешь цену жизни и потому осмысленно идешь на риск. В помутневшей голове никогда не может быть ясной мысли. Только светлый, четкий ум — источник разумных действий. Летчик в бою, потерявший самообладание в состоянии аффекта, не способен до конца выполнить свой долг солдата. Он не только его не выполнит сам, но помешает воевать и другим.
Последний взгляд на ведомых. Их крылья почти сомкнулись с моими. Они поняли меня. Солнце уже скрывалось за горизонтом и стало, как никогда, дорогим и в то же время чужим, померкшим. Меня охватило такое ощущение, словно сейчас, пока не сделаю своего дела, не могу, не имею никакого права глядеть на мир. И, заставив окаменеть тело, я весь сосредоточиваюсь только на «хейнкелях», по-прежнему грозно плывущих в небе.
На этот раз не произношу команду «Огонь», а просто нажимаю на кнопки вооружения. Светящаяся паутина трасс потянулась к врагу и тут же оборвалась. Боеприпасы кончились.
«Хейнкели» быстро увеличиваются в размерах, стремительно приближаются. Сейчас!.. Я весь напрягаюсь, готовлюсь к столкновению. Тело подалось вперед. Но вместо удара в глазах что-то замельтешило. Потом тишина, жуткая, гнетущая…
Я обернулся. Что это? Многотонные громадины, как ни в чем не бывало, летают по небу и, разворачиваясь назад, сбрасывают бомбы… на свои же войска.
Бой. Есть ли труднее работа, чем бой? Как много он требует душевных, умственных и физических сил! Никогда не задумывался над образным выражением: воевать иногда можно только одними нервами. А вот сейчас, когда выключил мотор и почувствовал, как весь, словно лопнувший пузырь, обмяк, понял эту истину. Видно, некоторые жизненные явления усваиваются как бы только изнутри, когда их сам переживешь и прочувствуешь.
Наши нервы, наша воля к победе оказались крепче фашистской стали.
Над аэродромом опустилась ночь. Сняв дневные волнения, она принесла тишину и желанный покой. И даже только что закончившийся бой с «хейнкелями» отодвинулся далеко-далеко, стал историей. В донесениях о нем будет сказано, что такого-то числа во столько-то часов четверка Як-7Б провела воздушный бой. Сбито четыре самолета противника. Наши потери: один самолет подбит и сел на вынужденную на нашей территории. Летчик невредим. Его машина этой ночью будет отремонтирована.
Читатель пробежит такое сообщение и никакого представления не составит ни о людях, ни о враге, ни тем более о накале воздушной схватки. У нас же этот бой навсегда останется в памяти. Подобно рубцу от зажившей глубокой раны, его не сотрут ни время, ни новые события. Он станет той вехой, по которой проверяется правильность жизненного пути. И ты будешь гордиться не только самой победой, но и трудностями, с какими она досталась. Может быть, поэтому фронтовая дружба — самая крепкая, самая незабываемая.
Отгремел очередной день войны.
Все переживания позади. Мы дружно и шумно врываемся в столовую. Все говорливы, оживлены. Ужин на фронте — лучшее время отдыха. После напряженного дня каждый чувствует себя словно на празднике.
Ночью страшный грохот разбудил нас. Деревянный домик, нары, пол, потолок — все трещало, ходило ходуном, летели стекла, взвивалась пыль. Мы встревоженно вскочили. В разбитые окна лился густой резковатый свет. В ночной тишине где-то надрывно, не по-нашему гудел самолет. Взглянув в окно, увидели до ослепительности ярко горящий фонарь, висевший высоко в воздухе. Это была осветительная бомба. Парашют ее, точно абажур, прикрыл небо, а лившийся очень сильный свет выхватил из темноты село и аэродром. Вражеский разведчик, пришедший днем, когда мы выруливали для взлета, сделал свое дело.
Мы нехотя вышли на улицу.
Противный фонарь освещал окрестности в радиусе не менее трех километров. А в темном небе по-прежнему завывал вражеский бомбардировщик. Кажется, сейчас бомбы посыплются прямо на тебя.
— Пошли спать, — предлагает кто-то. — Какая разница… В любом месте могут накрыть.
Мы снова лежим на нарах. Свет в окна больше уже не льется, фонарь погас, взрывы прекратились, только мучает надоедливое жужжание самолета. От звуковых раздражений становится зябко. Новый пронзительный визг падающих неподалеку бомб заставил всех насторожиться. Несколько секунд гнетущего ожидания. На этот раз от взрывной волны домик так тряхнуло, что казалось, он сорвался с фундамента.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124