– А вам ничего не говорили?…
– Нет, нет, ничего. И открытки не было. А что случилось?
– Должна была быть. А из управления вам звонили?
– Нет.
– Странно.
– Что случилось?
– Вам изменили номер.
– Девушка, миленькая, пятнадцатая, не бросайте. За что? Почему?
– Там узнаете.
– Может быть, вы знаете, почему нет писем, телеграмм. Уже очень долго.
– Как, вы еще не знаете? (Щелкнула. Отключилась.)
– Нет, нет. Что случилось? Пожалуйста!
– Уже месяц, как вам поменяли адрес.
– Ой! Ай! За что? Куда бежать? Всему дому поменяли?
Она (щелкнула). – Нет. Только вам.
Он (растерянно). – Что же делать? Я же так жду. А тут приходят письма, повестки на фамилию Крысюк. Куда их пересылать?
– Постойте, вам что, действительно ничего не говорили?
– Нет.
– Это вам.
– Как?… Я же…
– У вас изменилась фамилия в связи с вводом новой станции. Разве вы не получали открытку?
– Нет… Что же теперь делать? Меня же никто не знает…
– Вас предупредили. Вот у меня список. Против вас стоит птичка: «Предупрежден».
– Нет, нет. Я ничего не получал.
– Значит, получите. (Щелкнула, положила трубку.)
– Девушка…
– Восьмая.
– Мне пятнадцатую, пожалуйста.
– Минутку.
– Простите, милая пятнадцатая, как меня теперь зовут?
– Это Крысюк?
– Д-да…
– Сейчас, сейчас… Семен Эммануилович.
– Так я уже не…
– Нет-нет. Это все осталось. Год рождения – 1926.
– Мне же сорок два…
– Это по-старому. Вам теперь пятьдесят шесть, еврей!
– Опять?!
– Да. Родители – кулаки-землевладельцы.
– Откуда? Что? Какие землевладельцы? Мы из служащих…
– Нет, нет. Это изменено. Вам должны были послать открытку, но я вам могу зачитать, если хотите.
– Да. Да. Обязательно.
– Крысюк Семен Эммануилович, пятьдесят шесть лет, из раскулаченных, продавец.
– Кто?
– Продавец овощного отдела.
– Позвольте. Я врач. С высшим. Первый медицинский в пятьдесят втором году.
– Нет, нет. Это отменено. Вы продавец.
– Где, в каком магазине?
– Вы сейчас без работы. Вы под следствием и дали подписку.
– За что?
– Недовес, обвес. Этого в карточке нет, то ли вы скрывались. Я не поняла. Вам пришлют. Там что-то мелкое. Ну, у вас родственники там…
– Нет у меня там.
– Теперь есть.
– Где?
– В Турции.
– Турки?
– Нет… Сейчас палестинцы. Тут написано, что вы подавали какие-то документы. Что-то просили.
– Что просил?
– Тут не ясно. Вам отказано. И от соседей заявление. Просят вас изолировать.
– Мы же незнакомы. Я их никогда не видел.
– Просьба рассматривается. Скажите спасибо, что у меня время есть. Я не обязана отвечать, я завтра ухожу в декрет, так уж сегодня настроение хорошее!
– Спасибо вам, пятнадцатая, пусть ваш ребенок будет здоров.
– Так что вы сейчас из дому не выходите. Соседи могут избить вас.
– Ладно. Спасибо. А тут письма, повестки на имя Крысюка, что делать?
– Ну как? Отвечайте. Это вам все!
– Простите, у меня дети есть?
– Сейчас… Маша, посмотри, у Крысюка дети… (Щелкнула.) Минуточку! (Щелкнула.) Двое. Сын восемнадцать и дочь двадцать семь.
– Где они?
– Уехали в прошлом году.
– Они мне пишут?
– Минуточку. (Щелчок.) Им от вашего имени сообщили, что вы скончались.
– А всем, кто меня вспомнит под старой фамилией?…
– Лучше не стоит общаться. У вас и так хватает… Вам еще – курс лечения…
– От чего?
– Здесь сказано – туберкулез.
– Но я здоров.
– Сказано – кашель.
– Возможно.
– Вам тут что-то положено.
– Что?!
– Штраф какой-то.
– Спасибо.
– Да! Вы должны явиться.
– Ну и черт с ним.
– Нет. За деньгами. Перевод был. Но вас не нашли.
– Как – не нашли? Вот же находят все время.
– Вас не нашли и отправили обратно.
– Откуда перевод?
– Не сказано.
– Скажите, девушка, а внешность мне не изменили?
– Вот вы даете. А как же можно внешность изменить? На глупости у меня нет времени. (Щелчок.)
– Так что же мне делать?
(Голос из трубки): – Ждите, ждите, ждите…

Давайте разберемся

Меня возмущают те, кто возмущается.
Меня удивляют те, кто удивляется.
Ибо все претензии к нашей жизни отпадают, если с трудом понять и без труда сформулировать.
Наша жизнь солдатская.
И шутки солдатские.
И товары наши солдатские.
И утварь наша солдатская.
И разговоры наши солдатские.
И стадионы у нас солдатские.
И еда и командиры.
И жалобы наши солдатские и их обсуждения, и развлечения наши и их обсуждения, и намеки наши солдатские, и ответный хохот.
И жены наши солдатки.
И лечение, и похороны после него.
И архитектура наша простая казарменная.
И заборы, и ворота среди них.
И покрашенная трава.
И побеленные колеса.
А начальство наше генералы.
И дома у них генеральские.
И шутки у них генеральские.
И шапки у них генеральские.
И жены, и дети у них генеральские.
И лечение, и похороны после него…
А мода у нас солдатская.
И манера у нас одна на всех.
И вкус у нас один.
И тоскуем мы по Родине, как и положено солдату.

* * *

В стране, где все крадутся вдоль забора, не так легко дорогу спросить.

Суть нашей жизни

Суть нашей жизни в том, что посреди любого удовольствия, любви, выпивки или лучшей беседы может кто-то подойти и сказать:
– Вы чего это здесь собрались? Совесть у вас есть?
И вы начнете собираться неизвестно куда.
Компания, стол, чтение, разговоры, смех, наслаждение – вдруг:
– Что это вы здесь делаете? А ну быстро!
И вы собираетесь неизвестно куда.
Белая ночь, гитары, огни пароходов на светлой воде…
– Ну-ка, что это вы здесь собрались? Ну-ка, ну-ка без разговоров!
И вы собираетесь.
«Сьчас – сьчас – сьчас…» – только чтоб тихо, только чтоб мертво было.
Или черная ночь. Звезды, море, наверху танцы, внизу темно и таинственно и только ее руки еще светятся, а твои уже нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89