А расчувствовавшийся Хвостов так даже руку Распутину поцеловал.Распутин был не совсем доволен и ролью Вырубовой, посредничавшей между «триумвиратом» и царицей. По поводу обеда Хвостова и Белецкого у Вырубовой царица писала мужу, что «наш Друг» желает, чтобы она жила исключительно интересами царской семьи, но «похоже, что она хочет играть роль в политике. Она так горда и самоуверенна и недостаточно осторожна». Вырубова получила от Хвостова и Белецкого деньги на свой госпиталь — а через Белецкого наводила некоторые полицейские справки.Между Хвостовым, Белецким и Андронниковым было заранее обговорено, что Андронников будет посредником в случае каких-либо просьб Распутина, будет склонять его к тем или иным действиям в Царском Селе и через Андронникова Белецкий будет выдавать Распутину 1 500 рублей в месяц из сумм Департамента полиции, не считая экстраординарных расходов. Этот полицейский план, явно переоценивший роль денег для Распутина, оказался несостоятельным. Распутин, пишет Белецкий, «была колоссальная фигура, чувствовавшая уже и понимавшая свое значение, что и сказалось на первых же порах». Деньги он принимал спокойно, не разворачивая даже конверта проверить, но посредничество Андронникова отверг и, как только ему было нужно, обращался к Белецкому или Хвостову.Белецкий более всего нервничал, что жена узнает о его дружбе с Распутиным, у Хвостова же с ним установились отношения «Алешки» с «Гришкой», вместе они кутили в «Вилле Родэ», ездили к цыганам — прошел даже слух, что Распутин сделал Хвостова министром за то, что тот хорошо подтянул хору басом. Но если Хвостов рассчитывал, что это лучший путь «войти в друзья» и «вертеть Гришкой» в Царском Селе, то скоро понял, что он ошибается, скорее эта необходимость личного контакта придавала ему с Белецким окраску «распутинцев» в глазах общества.Между тем они задумали манипулировать «общественностью» так же, как Распутиным. Их программа сводилась к централизации беженского и продовольственного вопросов в Министерстве внутренних дел (для улучшения снабжения предполагались ревизии железных дорог и открытие с помощью полиции рабочими кооперативами лавок — смягченный вариант зубатовщины); формированию из разрозненных групп в Думе «единой правой» в поддержку правительства; борьбе с «немецким засильем» в банках и, наконец, негласному использованию прессы путем реорганизации Осведомительного бюро и покупки ряда газет. Во главе бюро — прообраза Министерства пропаганды — был поставлен И. Я. Гурлянд, сын одесского раввина, некогда привлеченный Столыпиным руководить официозом «Россия» для пропаганды русского национализма. При попытке приобрести акции популярного «Нового времени» выяснилось, что значительная их часть уже скуплена Дмитрием Рубинштейном, чтобы изменить антисемитское направление газеты. Акции эти он правительству уступил.Думский опыт дал сорокатрехлетнему жовиальному Хвостову некоторую гибкость. В своем газетном интервью — что уже было новостью — он говорил о «сильной власти», но и о том, что «власть должна пойти на уступки. Я — человек твердый и уступок не боюсь». Умеренная часть общества приняла его назначение скорее положительно — а своей демагогией о «борьбе с дороговизной» и «немецким засильем» он мог импонировать массам.Он понимал, что в настоящем правительстве его возможности ограничены, и начал выдвигать «своих людей». Первым ему удалось провести на пост обер-прокурора Синода своего свойственника Волжина. На место ушедшего в отставку Кривошеина удалось провести А. Н. Наумова, после чего Хвостов начал кампанию против министра финансов Барка, надеясь заменить его В. С. Татищевым — и царица уже упомянула в письме к мужу, что Татищев «очень любит нашего Друга». Но конечной для А. Н. Хвостова целью было столкнуть Горемыкина и «взять власть в свои руки».Упоенный своим новым постом, Белецкий во всем поддерживал Хвостова, даже в своих показаниях он все время повторяет «мы», а первое время, пишет Спиридович, «буквально не отходил от Хвостова, и когда тот делал визиты, сопровождал его в автомобиле и терпеливо дожидался в нем его возвращения». Быть может, в случае назначения Хвостова премьером Белецкий рассчитывал на пост министра внутренних дел. Но Хвостов, в еще большей степени, чем Горемыкина, желал устранить навязанного ему Белецкого. Белецкий не подпускал его к контролю над полицией, а по словам Хвостова, министр внутренних дел без Департамента полиции все равно что «кот без яиц».Раньше или позже, но предстояло созывать думскую сессию, Хвостов с Белецким хотели как можно дальше дистанционироваться от Распутина, не портя в то же время отношений с ним, чтобы он не помешал планируемой ими смене министров. Они задумали удалить его из Петрограда, предложив поездку по монастырям, — Хвостов собирался доложить царю, что эта поездка Распутина «не только в интересах умиротворения Государственной Думы», но и свидетельствует «о религиозных порывах духовной стороны его натуры». Сопровождать Распутина приглашен был игумен Тюменского монастыря Мартемиан, знакомый Хвостову по Вологде. Получил он за свое согласие чин архимандрита и несколько тысяч «на дорогу», Распутин, которого Белецкий осторожно шантажировал лежащими в Департаменте полиции делами о скандале на пароходе и оскорблении царицы, от поездки не отказывался, но тянул и ставил условием назначение губернатором в Тобольск своего друга А. Н. Ордовского-Танаевского. В ноябре 1915 года тот был назначен, и тут же Распутин заявил, что никуда не поедет, а улаживать «пароходные дела» взялся новоназначенный губернатор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96