— Мы жжем земельные записи, которые хранятся у сеньора в башне, — пояснила крестьянка. — В них записаны за сеньором те участки, что искони принадлежали нам. Сожжем бумаги — пускай тогда не останется и следов от прежней несправедливости! Может, соберутся Генеральные штаты, прочтут наши наказы, увидят, что нельзя больше жить, как сейчас, и по-новому запишут за нами ту землю, что нынче оказалась землей нашего сеньора, господина Декоро.
Жак не стал ждать дальнейших объяснений и устремился к замку вместе с толпой.
Казалось, весь замок охвачен пламенем. Однако, подойдя ближе, Жак удостоверился, что горит только башня, отделенная от хором сеньора красивой мраморной галереей.
Вдобавок крестьяне снесли во двор всевозможные гербовые бумаги, хранившиеся у управляющего, и зажгли костер.
Хотя крестьянам было не до разговоров, Жак все-таки узнал, что граф Декоро уехал в Париж. Его отсутствием и решили воспользоваться, чтобы уничтожить ненавистные земельные записи. Вместе с ними будет уничтожено право сеньора на землю, несправедливо отторгнутую от крестьян графом и его предками.
— Эх, и хорошо же разгорается! Тут и моя доля есть! — не без гордости сказал пожилой крестьянин. Он стоял, заложив руки в карманы и любуясь пламенем, отсвет которого падал на его лицо.
— Куда нам с графом тягаться! — высказала опасение молодая женщина с ребенком на руках. Ребенок как завороженный глядел на пламя и тянулся к нему руками. — Все равно, сгорят эти бумаги, граф напишет новые…
— Э, нет, — возразил пожилой крестьянин. — Прошло их времечко! Не будет граф с нами тяжбу начинать да приниматься за старое. Нынче крестьянин не тот, что был прежде. Вот и стали знатные господа бояться нашего брата крестьянина… И в Париже остерегаются, как бы сам король за нас не вступился…
Один из графских лакеев, опасливо оглядываясь по сторонам, стал выпихивать ногой из пламени увесистую пачку бумаг. От внимания Жака не ускользнуло, как воровато озирался лакей. Несомненно это были как раз те бумаги, которые и хотели уничтожить крестьяне.
— Эге! Стой! Что это ты собираешься спасать?! Зачем лукавишь!
И Жак с силой отбросил кучу бумаг обратно в огонь. Они тотчас занялись. Лакей хотел удрать, но крестьяне бросились на него с криком:
— Графский лизоблюд!
— Графский потатчик!
— Может, в этих бумагах вся наша недоля крестьянская упрятана!
Получив несколько крепких тумаков, лакей все же ухитрился выбраться из толпы и скрылся за горящим зданием.
— Откуда ты такой взялся? Ты ведь не из наших! Молодец! — сказал пожилой крестьянин, подходя к Жаку.
Пришельца окружили несколько человек, с сочувствием расспрашивая, где он живет, куда направляется. А узнав, что он из Таверни, осведомились, не собираются ли и в их деревне заявить сеньору о своих правах. Ведь теперь самое время!
Хотя жители Муаньо и надеялись на вмешательство и покровительство короля, они с тревогой ждали, что — пока там еще разберутся! — успеет нагрянуть полицейская стража. Но она не появлялась. Крестьяне постарше стали увещевать молодых. Пусть-де сгорит башня — эта графская «канцелярия», которая, как кость, застряла в горле у крестьян, но на владения графа, на его имущество замахиваться не следует. И поэтому надо преградить дорогу пожару, чтобы он не перекинулся через галерею в замок.
Голосу «осторожных» вняли «безрассудные». Появились бочки с водой, багры… Графская челядь, которая высыпала в сад, окружавший замок, и глядела со страхом на происходящее, но огня тушить не смела, теперь бросилась на помощь добровольным пожарным.
О Жаке тотчас позабыли. Впрочем, он и сам понимал, что должен уйти в лес. Ведь стража может нагрянуть в любую минуту, и чужак с котомкой за спиной покажется подозрительным. А Жак сейчас не имеет права рисковать: на груди у него бабушкин наказ, И едва ли не важнее тот, который он получил на словах от отца Поля. Но сердце его оставалось с теми, кто посмел вступить в схватку с Декоро.
От односельчан Жак много слыхал о том, что по всей Франции бунтуют крестьяне: где подожгли барский замок, где закидали камнями сборщика налогов, а где самовольно отобрали полосу земли. С особенным ожесточением уничтожали крестьяне пергамента, в которых были записаны права феодалов на землю.
Обычно бунтовщиков приводили к повиновению оружием, а зачинщиков сажали в тюрьмы, и следа их потом нельзя было доискаться… Но в последнее время, говорил отец Поль, слишком громок стал крестьянский ропот, слишком часты крестьянские бунты, чтобы так просто было с ними справиться. Да и расправы за «бунт» не так жестоки.
«Вот и в Таверни у нас не лучше, — думал Жак. — Никто не наедается досыта, земли мало, она не родит. Уж наверное наш сеньор не уступит в жестокости и самодурстве этому самому Декоро, а вот не смеем мы на него замахнуться!»
Размышляя так, Жак выбрал удобное местечко и улегся под мощным дубом с густой кроной. Но заснул не скоро, несмотря на усталость. В голове вертелись мысли, перегоняя одна другую. С бабушкиным наказом просто — все написано. А вот как быть с поручением отца Поля? Так или иначе, Жак должен найти следы Фирмена… Узнать о судьбе человека, который стал родным и близким, которым Жак гордился, хоть никогда его и не видал… Вспомнил Жак прощанье с родными. Маленькая сестренка Клементина попросила: «Привези из Парижа сахар!», а братец Диди только сказал: «Хлеба! Много хлеба!» И в глазах у него был голодный блеск. Жак хорошо его знал. Ведь ребят не накормишь виноградом и морковью. Они всегда просят хлеба! А где возьмешь хлеба на всех? Жак повернулся на другой бок, устроился поудобнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67