– Теперь выслушайте меня, мадемуазель, – сказал вполголоса Огильви. – Вы любите шевалье Кричтона?..– Сеньор!– Слушайте меня! Он не разделяет вашей любви, я это знаю, его сердце принадлежит другой. Я принадлежу к религии, которая считает ваше занятие суетным, вашу веру языческой. Но сердце, я это вижу, не знает этих различий, для него единственное божество – любовь. Я вас люблю, Джиневра, я решаюсь сказать это потому, что приближается минута, когда я расстанусь с вами навсегда. В одном наши чувства сходятся: мы одинаково преданы Кричтону. Я могу предложить вам только верное сердце и хорошую шпагу. Хотите вы отдать мне вашу руку?– Сеньор, – холодно сказала молодая девушка, – может быть, мое занятие презренно, моя вера – идолопоклонничество, но мое сердце признает только одного Бога. Я люблю шевалье Кричтона.И она отвернула голову.– Значит, для меня нет никакой надежды? – спросил, снова приближаясь к ней, Огильви.– Никакой, – отвечала Джиневра, – и если вы не хотите увести меня отсюда, не говорите мне более ни слова об этом.В эту минуту раздался громкий взрыв хохота студентов, и противник шотландца затянул во все горло застольную песню – полулатинскую-полуфранцузскую. Остальные дружно повторяли припев:Esse bonum vinum, venite, potemus!Причиной этого веселья было возвращение Фредегонды и солдата с большим запасом вина.Стаканы начали быстро наполняться и осушаться, так что скоро среди студентов университета воцарилось безграничное веселье.Бернардинец настоял на том, чтобы солдат уселся около него, а сорбоннский студент счел своим долгом подать бутылку мэтру Жаку, который осушил ее одним залпом.– Пью за твое здоровье! – сказал студент коллегии д'Аркура, хлопнув по плечу солдата. – Ты принес нам хорошего вина и хорошо его отмерил. Пусть у нашей хозяйки всегда будут помощники, подобные тебе! Ха! Ха! Ха!– Я тоже с удовольствием выпью за твое здоровье, – отвечал солдат, – хотя мне и не снились обильные возлияния в такой ранний час. За твое избрание в капелланы на ближайшем празднике дураков.– Не шути со мной, а пей, товарищ, – отвечал раздраженный студент. – Это самое лучшее, что ты можешь сделать. Э! Да я вижу, в тебе есть что-то гугенотское. Я слушал, как ты сейчас говорил хозяйке, что служишь в войске Беарнца. Это видно по твоему презрению к бутылке и пристрастию к юбкам. Ах! Что за время будет, если твой господин станет когда-нибудь королем Франции! Придется вспомнить Франциска I. Плохо придется всем мужьям в Париже. Сохрани нас Бог от такой судьбы. Впрочем, я не желаю ему никакого зла… За здоровье великого Алькандра!– Ну уж этому не бывать! – вскричал сорбоннский студент. – Мы должны быть католиками даже в наших тостах. Выпьем скорее за поражение Беарнца, реформ и Женевской церкви и за успех Лиги, истинной церкви и храброго Гиза.– За Святой Союз! – вскричал бернардинец.– За папу! – кричал студент коллегии Монтегю.– За Вельзевула! – крикнул д'аркурский студент. – Клянусь Антихристом, я вылью мое вино в лицо тому, кто откажется от моего тоста… За Генриха Наваррского и дело гугенотов!– Клянусь обедней! Твой тост пахнет ересью, и я от него отказываюсь, – отвечал сорбоннский студент.Едва он произнес эти слова, как его товарищ исполнил свою угрозу и выплеснул ему прямо в лицо все содержимое стакана.В одну минуту поднялась страшная суматоха. Столы были опрокинуты, шпаги противников скрестились, но благодаря усилиям швейцарца и Блунта порядок и в этот раз был восстановлен.А в это время наш беззаботный солдат – причина ссоры – покатывался со смеху, опрокинувшись на спинку стула и не думая принимать участия в свалке.– Как! Бесчувственный! – вскричал в гневе студент коллегии д'Аркура. – Ты, значит, не хочешь обнажать шпагу в защиту твоего короля и помогать тому, кто готов драться вместо тебя? Да, теперь я вижу, что от гугенота нечего ждать помощи или благодарности. Сорбоннский брат, твою руку! Ты был прав, не принимая моего тоста.– Ты сам затеял эту ссору, товарищ, – отвечал солдат, радость которого еще более усилилась. – Я не просил тебя об услугах. Дело реформаторов не нуждается в защитниках, подобных тебе, и какое дело Беарнцу до того, что один дурак пьет за его успех, а другой за его поражение?– Отлично сказано для гугенота! – вскричал студент коллегии Монтегю. – Наш реформатор, кажется, добрый малый. Довольно насмешек, товарищи, споем лучше песню для восстановления гармонии.– Песню! Песню! – закричали, смеясь, остальные.– Да какую же? – спросил солдат.– Спой нам что хочешь, мой могучий Гектор. Только бы это не были носовые мелодии Теодора де Без или Климента Моро.– Хорошо. Я начну, а вы подтягивайте, – сказал солдат.И громким, звучным голосом он запел сатирические куплеты о любителях таверн:Alea, vina, Venus, tribus his sum factus egenus.– Довольно! – вскричал студент коллегии Монтегю. – Эти слова чересчур задевают меня, это подтверждается печальным состоянием моих финансов и штанов. Ну да все равно. У меня есть еще несколько лиардов, а когда мой кошелек совершенно опустеет, мне можно будет повеситься или стать гугенотом. А пока будем петь.И беззаботный студент затянул старинную шуточную песню, начинавшуюся словами: Des fames, des et de la taverne.– Belissime! – вскричал солдат. – Признаться, твое положение неважно, но ты хороший малый, и, если ты пойдешь со мной к моему королю, забудешь о своих буйных привычках и примешь истинную веру, я обещаю тебе, что наполню твой кошелек монетами, более тяжелыми, чем те, которые в нем теперь.– Говорят, товарищ, что в лагере твоего короля скорее получишь хороший удар, чем хорошую монету. А уж если бы я стал продавать мою душу сатане, то, по крайней мере, взял бы за нее чистыми деньгами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132