Глаза были закрыты, на губах то и дело выступала кровавая пена, он быстро слабел.
— Ну! — проворчал де ла Палис. — Вы так ничего и не хотите сказать нам? Что вы потеряете теперь, говоря правду?
Ответа не последовало. Маршал прибавил:
— Черт побери, дьявол унес удачу…
И тут де Норвиль внезапно открыл глаза. Губы его скривились:
— А что я выиграю? Вот в этом все дело, господа…
Однако минуту спустя он прошептал:
— У меня есть время ответить на один вопрос.
— Скажите мне, — спросил король, — какую роль сыграла в этом миледи Руссель?
— Да… — Де Норвиль захлебнулся на миг кровью, клокотавшей в горле. — Письмо к ней… от сэра Джона… в моем бумажнике. Инструкции ей.
Ему удалось улыбнуться.
— На этот раз не подделка. Совершенно убийственное!
Он указал на боковой карман. Де ла Палис вынул оттуда несколько бумаг, в том числе и письмо, которое передал королю.
Франциск поспешно развернул его, повернувшись к свечам. Лицо его потемнело.
— Действительно! — сказал он, закончив читать. — Такая же Иуда, как вы.
Де Норвиль сделал невероятное усилие, чтобы сказать:
— Мы с нею так похожи. Вместе мы могли бы достигнуть… огромной власти в Европе. Приподнимите меня немного, господин де ла Палис. Мне будет легче говорить.
Маршал хмуро приподнял его, сунул за спину подушку и отступил.
— Большое спасибо, — сказал де Норвиль, переведя дыхание. — Да… одаренная женщина… хладнокровный ум. Она смеялась над… доверчивостью вашего величества.
Его голос слабел:
— «Король дурак» — так она обычно говорила… «Король — дурак».
Де ла Палис поднял руку, но Франциск перехватил ее:
— Нет. Слушайте внимательно. И запоминайте то, что слышите.
Глаза де Норвиля блеснули. Лицо исказилось гримасой — то ли боли, то ли торжества, трудно было сказать.
— Она давала мне советы… насчет покушения. Но я не хотел использовать яд… оружие женщины… Может быть, я ошибся… По-моему… она боится вида крови… Ее единственная слабость…
Приступ кашля сотряс его тело, на губах выступила красная пена.
— Передайте ей… мою любовь.
Де ла Палис перебил:
— Правда ли это? Вспомните, то, что вы сказали, приведет её на костер.
— Моя предсмертная исповедь, — прошептал де Норвиль. — Смотрите же… передайте ей мою любовь.
Начались судороги. Де Норвиль повалился на бок, сдернув покрывало, и минуту спустя затих. Когда де ла Палис перевернул тело, на искаженное лицо было страшно смотреть.
Король и маршал, отвернувшись, перекрестились.
— Жаль, — пробормотал де ла Палис, — что мы не смогли узнать больше.
— Мы узнали достаточно, — процедил король. — Клянусь моей душой, его труп сгорит на одном костре с нею.
Глава 55
Луиза Савойская в сопровождении маркиза де Воля покинула Лион сразу же после получения известия о безрассудном поступке короля — его неожиданном отъезде. Она мчалась во весь опор до самой ночи и, снова пустившись в путь на рассвете, прибыла в Шаван-ла-Тур утром следующего дня. Страх подгонял её.
Известие, что изменить дату выезда предложил королю де Норвиль, подтверждало подозрения насчет него и указывало на неминуемую опасность. Со своей обычной предусмотрительностью регентша позаботилась, чтобы ла Палис прибыл в Фер заранее, имея день в запасе, но весь её план был все-таки достаточно рискованным и не исключал непредвиденных случайностей.
Тем сильнее было её торжество, когда всадник, высланный вперед на разведку, вернулся с известием о событиях прошлой ночи — смерти де Норвиля и о том, что король жив, здоров и вне опасности.
Все произошло в полном соответствии с её желанием, и, сходя с лошади на парадном дворе Шаван-ла-Тура, она имела полное основание бурно радоваться.
Однако ни она, ни маркиз не были настолько бестактны, чтобы подчеркивать свою помощь королю. Франциск выглядел смиренным и виноватым и нуждался не в упреках, а в утешении.
— Честное слово, мне так стыдно, — сказал он им, — в такой ситуации, как эта, я предпочел бы находиться в окружении своих врагов, а не друзей. И я самым униженным образом прошу ваши светлости проявить милосердие и не сыпать мне соль на раны. Они и без того достаточно саднят…
Это был прозрачный намек на то, чтобы его мать и старый министр обошли молчанием многие подробности и возложили всю вину на де Норвиля. Его величество оказался не единственным, кого ввел в заблуждение этот непревзойденный лицемер и негодяй. Даже проницательный канцлер Дюпра был совершенно одурачен, как и большинство придворных.
— Да, — заявила регентша, — воистину можно утверждать, что проклятый де Норвиль заключил союз с самим сатаной. Стало быть, нет ничего удивительного в том, что король, несмотря на всю свою врожденную проницательность и интуицию, стал жертвой дьявольских козней, от которых не были защищены и величайшие святые.
Однако точнее всего сущность де Норвиля сумел выразить в немногих словах Дени де Сюрси:
— Он был, ваше величество — говорю это с грустью, — самым совершенным образцом человека нашей новой, современной эпохи, какого я имел несчастье знать. Он был воплощением ума — не имея ни сердца, ни малейшей крупицы веры… Красоту он любил, но не находил в ней ничего божественного. А это однобокое, ничем не одушевленное почитание разума и искусства — убеждение, которое превращает человека в дьявола. Возблагодарим же небо за нашу глупость — если это глупость, — которая побуждает нас к страху Божьему и к почитанию прошлого. Ибо таким образом мы склоняемся к тому, чтобы меньше думать о себе… и о нашей банальной бренности…
Франциск согласился:
— Верно говорите, господин маркиз, верно говорите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162