Первый принес чувство облегчения, второй заставил улыбнуться. Соглядатай заглянул за угол стены и убедился в своей правоте: посол, чью чашу Урия держал наполненной весь вечер, стоял на верхней ступени каменной лестницы и, напевая, облегчался в воду прилива.
— Славная ночь для этого, не так ли, милорд? — проговорил Урия, отступая от стены.
— Шлюхин сын! — вскрикнул Ренар, одной рукой хватаясь за шпагу, а второй пытаясь заправиться, так и не закончив своего дела. — Кто это? Я кликну стражу!
— Не стоит тревожиться, милорд. Это всего лишь я, Урия Мейкпис. Прошу прощения, что помешал.
И он сделал еще шаг вперед, поднимая фонарь, который до сих пор прятал под плащом, и поднося его к своему лицу.
Ренар, который уже почти справился с застежкой, обнажил шпагу и вытянул ее вперед. Щуря глаза, он посмотрел поверх клинка.
— Я тебя знаю?
— Надеюсь, сэр. Я подавал вам вино всю ночь. Урия не мог решить, когда у посла было более забавное выражение лица: сейчас или за несколько мгновений до этого.
— Но ты говоришь по-французски!
— И по-итальянски, хотя не так бегло, как раньше. И, кстати, по-немецки. Наемнику полезно знать несколько языков помимо родного.
Ренар немного успокоился.
— Значит, ты был наемником, а теперь ты — шпион. А это что? — Шпага устремилась к руке Урии, в которой тот держал фонарь. Ее кончик уколол в центр буквы «У», так что вытекла капля крови. — И к тому же убийца! Думаю, мне все-таки следует позвать стражу.
Урия лизнул ранку.
— Если я и шпионил, милорд, то только для того, чтобы оказать вам услугу.
— Вот как! — Ренар шагнул вперед, держа шпагу перед собой и заставляя Урию отступить. — И какую же услугу ты собрался мне оказать?
— Ваше превосходительство за ужином выразили желание познакомиться с неким палачом королевы.
— Да?
Еще один шаг вперед, еще один шаг назад.
— Он — мой друг, — продолжал Урия.
— Неужели? И насколько хороший друг?
Шпага уперлась в камзол Урии на уровне груди. Тот даже не посмотрел на нее.
— Ну, не бесценный, милорд. Определенно не бесценный.

* * *

Хотя солнце встало всего час назад, Лондонский мост уже был заполнен народом. Однако не это шумное, суетливое человеческое море замедляло шаги Жана, и не тяжесть тележки, нагруженной бочонками с элем Урии, заставляла его тяжело дышать. Это сделал всего один взгляд, брошенный в пространство между зданиями. Жан поспешно отвел глаза, но было уже поздно. Башни Тауэра заполнили его мысли воспоминаниями. Они нависали над рекой, серые и суровые, и Ромбо с трудом заставил себя двигаться дальше. Ему стало холодно.
— Какой сегодня день?
Его хриплый голос донесся до чернобрового мужчины, шагавшего впереди, — ирландца, хозяина «Овна» и подручного Урии. Магоннагал — так его зовут.
— Чего? — хмыкнул тот. — Какого-то святого, ты об этом? Тут каждый день — какого-нибудь чертова святого. Эй, с дороги! — крикнул он идущему впереди, а потом снова обернулся и добавил: — Святого Экспирия, покровителя плуга и чертова сева. Девятнадцатое мая.
Жан это знал. Конечно, знал. Подсознательно емухотелось об этом не помнить.
— Отец! В чем дело?
Анна встревожилась. Должно быть, его лицо мучительно исказилось.
— Ни в чем, дитя, ни в чем. Помоги ему толкать тележку. Я вас догоню.
«Девятнадцатое мая! Тот самый день! Как такое могло получиться?»
Девятнадцать лет тому назад в этот самый день он в последний раз побывал в крепости, к которой сейчас приближался. Девятнадцать лет прошло с тех пор, как он отрубил Анне Болейн голову и дал клятву, забрал ее знаменитую руку и отправился в свой долгий путь. Сколько жизней затронула та клятва, сколько смертей она принесла? А еще — рождение девочки, которая сейчас встревоженно оглядывалась на него с моста, и мальчика, который, по словам Урии, ждал их впереди. Девятнадцать лет — и круг замкнулся, путь привел к самому началу, рука вернулась. Все эти страдания — и впустую!
Жан окаменел, и толпа с руганью обтекала его неподвижную фигуру. Вся его жизнь вдруг представилась ему пустой насмешкой, отвратительным маскарадом, разыгранным какими-то своевольными, непонятными богами. Он был их марионеткой, игрушкой. И вдруг Жан ощутил твердую уверенность в том, что этот маскарад приближается наконец к развязке. Его вызвали обратно на сцену, чтобы он мог умереть.
Его толкали со всех сторон, и он невольно сделал шаг вперед, потом — еще один. Тележка застряла в толпе, и Жан догнал своих спутников в тот самый момент, когда Магоннагал грозил какому-то возчику кнутом. Тот уступил дорогу громадному ирландцу, и они двинулись дальше.
Анна прикоснулась к плечу отца.
— С тобой все в порядке? Может, нам остановиться или вернуться? — Посеревшее лицо отца испугало ее. — Может, нам вернуться сюда в другой день?
— Это — тот самый день, дитя. Единственный день.
Анна отвернулась, не в силах больше смотреть на него: ведь она не могла отделить его страхов перед будущим от своих собственных.
Когда они сошли с моста, толпа стала гуще: все, кто подходили по сливающимся с главной дорогой улицам, направлялись к крепости. Урия сказал им, что на прошлой неделе во время сожжения на холме перед Тауэром начались волнения. Сочувствующим едва не удалось освободить еретиков, так что власти решили больше не рисковать.
— Их будут сжигать внутри, перед избранными зрителями, — объяснил англичанин. — Что гораздо лучше для меня. За стенами открывается настоящая ярмарка, где каждый может поставить лоток с едой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173