Останки его затонули. Так прекрасный Бальдр был погребен по обычаю викингов. И боги и люди рыдали, понимая, что что-то светлое ушло из их жизни.
Когда Харальд окончил рассказ, вокруг костра племени беотуков наступила великая тишина, потому что история эта тронула их ничуть не меньше, чем самих викингов. У многих по щекам катились соленые слезы, и они этих слез не стыдились.
Чтобы немножко разрядить гнетущую тишину, Груммох сказал:
– Это древняя история, Гичита. Не плачь. Ведь твой сын также прекрасен, как Бальдр и такой же отважный воин. Ваваша похож на Бальдра, не сомневайся.
Тогда Гичита поднялся и указал на бледного юношу, который сидел вдалеке от огня.
– Да, – сказал он. – Но у меня еще есть сын, который очень напоминает несчастного Хеда. С той только разницей, что не глаза его, а руки ни на что не годны. Пойди сюда, Хеоме, пусть наши новые братья поглядят на твои руки.

13. ХЕОМЕ
Воины у костра расступились, чтобы Хеоме мог предстать перед Харальдом и Груммохом. Он послушался только после того, как Гичита трижды повторил свою просьбу, да и то скорчив недобрую гримасу на бледном лице.
Став возле костра под низкими еловыми ветками, он с горечью произнес:
– Вот мои руки, белые чужестранцы. Поглядите на них и в глубине души посмейтесь надо мной. Когда я был еще мальчишкой, их изуродовал бурый медведь. Полюбуйтесь.
Гичита печально склонил голову.
– Это случилось, – сказал он, – когда Хеоме шел двенадцатый год. По нашим обычаям мальчиков в этом возрасте посвящают в воины. Это моя печаль, что Хеоме не прошел испытаний.
Харальд мучительно искал слова, чтобы как-то утешить молодого человека, но не успел он раскрыть рот, как Хеоме горестно засмеялся и сказал так, чтобы слышали все:
– Это ты послал меня в леса, отец. Ты приказал мне сделать то, за что я поплатился своими руками. На тебе лежит вина! Ты отвечаешь за мои искалеченные руки!
Гичита низко склонил голову и заслонил лицо одеялом из шкуры буйвола. Ваваша, великий воин, резко поднялся от костра и протянул руки к брату. Отблески огня играли на его медных браслетах и крашенных перьях.
– Брат мой, – воскликнул он. – Никогда больше не говори так. Наш отец стар, и не надо доставлять ему мучений. Он послал тебя в леса, потому что таков обычай нашего народа, а не потому, что он хотел причинить тебе зло. Ты же плоть от его плоти, разве мог он желать тебе плохого?
Хеоме обернулся и со злобой плюнул брату в лицо. Воины у костра затаили дыхание.
– С тех пор, как мне исполнилось двенадцать лет, женщины кормят меня с костяных ложек и пальцами отправляют мне кусочки еды в рот. Разве это жизнь для мужчины? Ты просишь меня не огорчать отца? Да я ненавижу его за то, что он сделал со мной! Гичита навеки утратил мою сыновнюю любовь!
Хеоме зарыдал, и слушать его рыдания в тихих сумерках было еще тяжелее, чем гневные слова. Это были рыдания приговоренного, утратившего всякую надежду и не знающего чем и для чего ему жить человека. Даже лесные птицы подхватили его рыдания, и все поляны и просеки в лесу отозвались птичьим эхом на его горестный плач.
Харальд встал. Вспомнив о своих раненых сыновьях, он сказал:
– У каждого человека есть свое горе.
Но Хеоме, резко обернувшись в его сторону, перебил его:
– Молчи, собака, когда говорит человек! Однажды я увижу, как тебя сожгут на медленном огне, ты, собака, лезущая в чужие дела!
Сказав это, он повернулся и пошел в темноту, подальше от света горящего костра. Воины расступились, давая ему дорогу.
– Это мой единственный брат, – печально проговорил Ваваша, – которого я люблю больше, чем свою правую руку, и который ненавидит меня в ответ.
– Если бы я мог, – с болью в голосе сказал Гичита, – я дал бы оторвать себе обе руки, чтобы только руки Хеоме вновь стали здоровыми.
После этого замерли и песни, и танцы, и рассказы. Ссора всех очень расстроила.
Когда викинги остались одни, Харальд сказал Груммоху:
– Настанет день, когда Локи придет и научит Хеда, как убить брата, Бальдра Прекрасного.
– Мне это тоже пришло в голову, – кивнул Груммох. – Что же нам предпринять, чтобы этого не случилось? Мы здесь чужие. А чужому лучше подождать за дверью, пока хозяева ссорятся в доме.
– Может, я зря рассказал эту старую норвежскую легенду сегодня, в присутствии Хеоме?
Но Груммох покачал головой.
– Беда случилась задолго до того, как мы покинули Норвегию, брат мой, – сказал он. – Ты не отвечаешь за горе этого бедолаги.
Харальд на мгновение задумался, а потом кивнул в знак согласия.
– И все же, если выдастся случай, я постараюсь, чтобы соплеменники приняли Хеоме как воина. Тогда, может, он откажется от мыслей о мести.
Случай представился раньше, чем Харальд или кто-нибудь другой мог предположить.

14. СЕРЫЙ ВОЛК
Охотники скользили по лесу беззвучно, как тени. Викинги, бежавшие отдельно от них под предводительством Харальда, производили больше шума, ведь они были непривычны к такому виду охоты.
Откуда-то спереди до них доносились крики совы. Такие крики беотуки обычно издавали, когда им удавалось выследить добычу.
– Наши люди не ухают как совы, когда видят своего врага, – заметил Гудбруд Гудбрудссон. – Они идут и приканчивают его – молча.
Торнфинн Торнфиннссон заметил, подмигнув:
– Это потому, что нас отличает скромность. Нам воспитание не позволяет хвастаться.
Он снова подмигнул и продолжил:
– Мой дядя, Свен Три Меча из Гульпье фьорда, всего лишь маленьким охотничьим ножом прикончил однажды пятнадцать датчан за одну ночь, пока они спали в зарослях вереска. Потом он вытер нож о траву и отправился домой ужинать. И ни словечка не сказал моей тетушке Бесье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40