О них самих я ничего не узнал кроме того, что мне было уже известно.
У них был дом на берегу реки Гудзон, квартира в Париже; в Лондоне они всегда останавливаются в отелях. Генерал Фордибрас обожает свою яхту. Мисс Астон поклоняется Джейн Остин и считает императорский театр Меккой для всех порядочных леди. Пустячки, как я уже сказал, самые обыкновенные пустячки. Только два факта бросились мне в глаза и заставили обратить на себя внимание. Один из них – отъезд Анны Фордибрас из Диеппа и приезд ее на Санта-Марию.
– Бог мой, как сердилась я, – воскликнула она, – когда подумала, что мы можем поехать в «Aix-les-Bains»!
– Так вы неожиданно уехали из Диеппа? – спросил я.
Она ответила, ничего решительно не подозревая:
– Нас спровадили на яхту, точно экстренный груз. Я пришла в такое ужасное настроение, что разорвала все свое кружевное платье на куски. Мисс Астон выглядела, как убийца с кинжалом. Хотя я не знаю, собственно, как выглядят убийцы, но она походила на него. Капитан сказал, что ему незачем включать сирены, раз она так кричит.
– Что вы говорите, милая Анна? Капитан Дубльдей не такой человек, чтобы забыться. Он прислал мне букет роз в каюту, как только я взошла на борт!
– Он думал, что вы поможете ему управлять яхтой, кузина! Он говорил, что вы прирожденный моряк. Когда я вернусь в Лондон...
– Вы теперь же, зимой, вернетесь туда? – спросил я, стараясь говорить самым равнодушным тоном. Она с досадой покачала головой.
– Мы никогда не знаем, куда поедет мой отец. Мы всегда куда-нибудь спешим и суетимся, за исключением того времени, когда живем на Санта-Марии. Кроме приходского священника, здесь никого нет, с кем можно было бы провести весело время. Мне было так скучно с ним, когда мы в первый раз приехали сюда... смешной такой, маленький, желтый человечек, настоящая мартышка. Сердце мое едва не разбилось, когда кузина Эмма оттеснила меня.
«Кузина Эмма» – как она называла мужеподобную мисс Астон – громко запротестовала против этого, и разговор наш снова перешел на Европу. Вернувшись к себе в комнату, я немедленно внес эти два факта в свою записную книжку:
1) Анна Фордибрас уехала из Диеппа неожиданно. Отъезд ее, следовательно, был результатом моего.
2) Яхта генерала вышла в море, но вернулась, когда я уехал. Не его, следовательно, была яхта, которую я преследовал до Южной Африки.
Факты я задумал внести в свою книжку в тот момент, когда желал спокойной ночи Анне и оставил ее внизу лестницы, глядя на ее веселое детское личико с лукавым взглядом, обращенным на меня, и приветливыми словами. Она, я был убежден, ничего не подозревала о тех намерениях генерала, с которыми он привез ее на Санта-Марию. Для меня же вся эта история была так ясна, как будто я прочитал ее в книге.
– Он надеется, что я влюблюсь в нее и перейду на его сторону, – сказал я. Мысль такого рода была достойна этих людей и их поступков. Я предвидел, какие плоды созреют из этого, и главным образом – мое собственное опасение и безопасность на несколько дней. Что ж, сыграем роль любовника, если это окажется необходимым.
– Мне нетрудно будет, – сказал я себе, – назвать Анну Фордибрас своею и наговорить ей вечных историй о любви и почтении, которые никогда еще и ни одну женщину не огорчали.
XII
Пещера. Доктор Фабос знакомится с виллой Сент-Джордж
Анна сказала, что у меня в спальне потайная дверь «Синей Бороды». Я открыл ее перед тем, как ложиться спать. Она была в наружной стене комнаты и вела в какое-то помещение, находившееся выше. В замке внутренней двери находился проволочный механизм. Ребенок даже мог бы догадаться, что он помещен здесь для того, чтобы приводить в движение звонок всякий раз, когда дверь открывается. Я невольно рассмеялся при виде такой наивности и сказал себе, что генерал Фордибрас не должен быть слишком страшным противником. Он хотел узнать, как далеко заведет меня в его доме любопытство, и устроил детскую игрушку, чтобы поймать меня.
Было двенадцать часов, когда я лег в постель и пролежал так до половины первого. В камине горел яркий огонь, а у кровати моей стояла лампа с красным абажуром. Я поставил ее таким образом, чтобы тень моя падала на веранду, и начал делать такие движения, которые всякий наблюдающий за мною мог принять за движения человека раздевающегося, затем погасил лампу, заставил экраном камин и стал прислушиваться к шагам Окиады. Ни одна кошка не могла ходить тише, чем он; ни один индеец не умел так искусно выслеживать следы, как этот бесценный, преданный мне человек. Я приказал ему прийти ко мне без четверти час, и стрелки показывали ровно это время, когда дверь открылась и я увидел почти невидимые очертания человеческой фигуры с парой блестящих глаз и двумя рядами белых зубов – Окиаду, непобедимого и неподкупного.
– Что нового, Окиада?
Он шепотом ответил, но каждое слово его так же ясно отдавалось у меня в ушах, как звонки, слышные по другую сторону уснувшей реки.
– Здесь тот, кого вы ищете, мастер! Он здесь, в этом доме. Я видел его спящим. Пойдем со мной... Здесь опасно, мастер!
Я удивился тому, что все движения его необыкновенно тревожны, ибо это был слуга, который никогда и ничего не боялся. Было смешно спрашивать его дальше, когда я сам мог удостовериться в необходимых фактах. Я осмотрел пистолеты, натянул на ноги пару больших войлочных туфель и вышел вслед за ним из комнаты.
– Прямо вниз по лестнице, мастер, – сказал он, – в коридорах у них стража. Один-то кончил свою службу сегодня вечером... я убил его. Мы пройдем там, где он стоял.
Я понял, что он поступил с одним из часовых, как истый сын Хорошимы, и, не находя нужным отвечать, последовал за ним по лестнице и затем в столовую, откуда я недавно вышел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73