Разогретый вином и с туго набитым желудком, Хьюберт отвечал с непривычной быстротой:
— Нет, сэр Френсис. В Лондоне у меня есть друг, он плавал с нами в Санто-Доминго, Картахену и Виргинию. В прошлом году он учился в Дептфорде искусству кораблестроения.
Дрейк быстро поднял голову, и его желтые волосы сверкнули отраженным огнем камина.
— Может, вы имеете в виду того рослого рыжеволосого капитана торгового флота по имени Генри Уайэтт?
Хьюберт очень удивился тому, что из всех сотен, а то и тысяч человек, с которыми, должно быть, встречался в своей жизни адмирал, он мысленным пальцем ткнул прямо в нужное имя. Вкратце Дрейк затем описал свою первую встречу с помощником капитана «Первоцвета».
— Если вы оснастите такое прекрасное судно, — серьезно пообещал адмирал, — я позволю вам выбрать лучшие из артиллерийских орудий, которые я собрал в Плимуте. — Он вскочил на ноги, перешел к камину, чтобы погреть себе спину, и скупо сказал: — Буду надеяться, ваш галион прибудет туда первого апреля.
Ну вот и попался! С потяжелевшим сердцем Хьюберт вдруг отдал себе отчет, какое тяжелое обязательство он так легко взвалил на себя. Придется еще раз продавать многие акры лучшего леса, а Розмари — ей придется вести хозяйство с гораздо меньшим количеством слуг: даже половины не останется из тех, кто есть сейчас в ее распоряжении.
Дрейк, должно быть, учуял, что юного джентльмена что-то гнетет. Он сказал:
— Не думайте, Хьюберт, что я с легким сердцем принимаю ваше предложение, что я недооцениваю, чего оно вам стоит. Я б и не думал просить об этой поддержке, не будь я в ужасе перед тем, что нынешние советники королевы оставили нас почти столь же беспомощными, как желток в разбитом яйце. Но именно мы, из Девона и остальная Англия должны спасти ее величество и эту страну — во что бы то ни стало.
Глава 10
ЭСКВАЙР ЭНДРЮ ТАРСТОН
Теперь, когда галион «Центурион», принадлежащий ее величеству, был спущен на воду и ожидал, когда его отбуксируют в канатно-мачтовый бассейн в Вулидже, Генри Уайэтт оказался в полосе немного непривычного безделья. Умышленно избежав несколько возможностей наняться в экспедицию против Кадиса, столь заметно обогатившую Хьюберта Коффина и кузена Питера, Уайэтт, однако, приобрел бесценное понимание, отчего корабль становится валким, тихоходным и непригодным для морских плаваний или, напротив, прочным и быстрым. Кроме того, он завел себе друзей среди высокородных и влиятельных дворян — в частности, таких, как сэр Джон Хоукинс, теперь казначей королевского военно-морского флота, старый Мартин Фробишер и, главное, тот обходительный и дипломатичный, но в то же время решительный и дальновидный джентльмен — лорд Хоуард Эффингемский.
Снова флюгер настроений и желаний королевы описал почти полный круг, и снова она склонялась к тому, чтобы идти на Испанию. Это стало очевидно из заявления, что ее добрый верный вассал лорд Хоуард Эффингемский 21 декабря 1587 года должен стать «нашим генерал-лейтенантом, главнокомандующим и предводителем на море всего английского флота и армии, теперь снаряженных для выступления против испанцев и их союзников».
По тавернам, парусным и свечным складам и веревочным мануфактурам распространялся слух, будто ее величество королева Елизавета все-таки приказала закупать провизию и поскорее заканчивать те корабли, что все еще стояли на стапелях.
Бережливо откладывая из жалованья, получаемого на верфи и требуя от Кэт строжайшей экономии расходов на домашнее хозяйство, Уайэтт скопил достаточно средств, чтобы подумывать вместе с кузеном о покупке трофейного барка, достаточно быстроходного, вместительного и удобного в управлении.
Нынче вечером он решил разыскать своего кузена, прежде чем Питер разбазарит все свое состояние: этот белокурый гигант снял себе жилье в шумной таверне, недавно переименованной в «Дрейк и якорь». Немедленно какой-то шутник со склонностью к каламбурам на ее вывеске нарисовал масляными красками дикого селезня, уютно, хоть и не очень естественно, устроившегося на якоре.
Здесь вечер за вечером Питер Хоптон царствовал в пивной, бесплатно угощая выпивкой и закуской любого разорившегося морского волка, который мог утверждать, что когда-либо плавал под флагом любимицы нации.
Разумеется, щедростью Питера пользовались стайки юных и миловидных девчонок, но они любили его также за добродушие, удивительную силу и терпимость. Его доблестные подвиги в кровати быстро завоевали ему легендарную славу вдоль и поперек Холодной Гавани, этой беззаконной трущобы.
Порой старшему артиллеристу доставляло удовольствие затаскивать к себе в постель трех хихикающих шлюшек одновременно, и часто он поддерживал дух в таверне своими веселыми шутками до первых петухов. Понятно, что вскоре перед Новым годом у Питера на причинном месте появился бубон, положивший хоть и временный, но мучительный конец его беспутству.
Когда Уайэтт застал его в кабаке, здоровенный детина сидел в изолированной комнатушке, которая впоследствии будет называться «салон бара», в компании с нездоровым на вид желтолицым парнем и крупным носатым голландцем. Что-то побудило Генри задержаться в большой комнате пивной и подслушать разговор, который велся внутри, в маленькой. Двое незнакомцев слушали словно завороженные сильно детализированный красочный рассказ Питера о любовных утехах со своими служаночками из племени монокан.
Человек с желтоватым лицом, когда появился Уайэтт, опустил свою кружку на стол.
— Отчего бы тебе не стремиться вернуться в эту Америку, о которой ты говоришь, — мрачно проговорил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169