— Вы, Альфонс, хотели меня видеть, я к вашим услугам.— Очень вам благодарен, Ламберто, мне нужно поговорить об известном вам деле.— О каком деле? Пожалуйста, объяснитесь; я вообще не умею отгадывать загадок.— Да разве вы забыли, что между нами было условлено способствовать бегству из инквизиционной тюрьмы всех обвиняемых по отравлениям.Ламберто Малатеста мигом понял, что негодяй скрыл четырех свидетелей, которые в случае его признания явятся перед трибуналом. Ввиду таких соображений Ламберто решился искусно маневрировать.— Об этом деле, милый Альфонс, — сказал он, — я еще ничего не могу вам сообщить положительного, так как княгиня Юлия до сих пор не вручила мне тридцать тысяч скуди.— Зачем же эти деньги?— Но, Бог мой, разве вы не знаете? Для того чтобы подкупить тюремных сторожей.— Ах, тюремных сторожей…— Да, они не хотят уступить из этой суммы ни одного сольда, что и весьма понятно, кому же охота рисковать собой из-за пустяков.— Но вы забываете, милый Ламберто, что кроме тюремных сторожей в Ватикане есть солдаты и сбиры.— Все это я вам объясню с величайшим удовольствием, но с условием.— Именно?— Прикажите подать вина, — беспечно сказал Малатеста, — я не привык вести разговоры с сухим горлом!— Вы правы, Малатеста, прошу простить мне мою недогадливость. Гей, Григорий! — вскричал Пикколомини.Явился хозяин.— Принеси нам четыре бутылки самого лучшего вина, — приказал Малатеста, — да смотри, чтобы оно было хорошо, иначе я отрежу тебе твой длинный нос.— А я сделаю очки на твоем брюхе, — говорил, смеясь, Пикколомини.Вскоре вино было принесено, бутылки откупорены и стаканы наполнены. Несколько минут друзья только чокались и пили вино.— Право, это вино недурно, — говорил Малатеста.— Да, оно кажется старое, — отвечал его собеседник.— Однако вернемся к главной теме нашей беседы, — сказал Ламберто, — знаете, друг мой, я в настоящее время нахожусь в самых лучших отношениях с папской полицией.— Вы шутите?— Нимало.— Объясните, пожалуйста, каким образом вам удалось примириться с вашим страшным врагом?— А помните, когда я был во главе банды? Мне иногда удавалось с начальником папской полиции Фабрицио устраивать некоторые делишки. Признаюсь откровенно, я с моей стороны предпочитаю слабость покойного папы Григория суровой энергии Сикста V.На эту речь Пикколомини ничего не отвечал. Малатеста продолжал:— Вы понимаете, друг мой, что при помощи полиции мне удавалось устраивать совсем не дурные дела. Для примера расскажу одно из них. Если не ошибаюсь, весной, за несколько месяцев до смерти папы Григория, отправлялся из Рима в Варшаву один очень богатый епископ. Нам, то есть мне и полиции, было хорошо известно, что поляк вез с собой несколько мешков золота и большое количество драгоценных камней. Ввиду последнего, благочестивый иностранец, приезжавший издалека лобызать туфлю папы Григория, просил дать ему надежный конвой для безопасного путешествия. Начальник полиции, конечно, исполнил просьбу епископа и назначил в сопровождение восемь вооруженных сбиров. Казалось бы, с таким надежным эскортом можно было вполне безопасно путешествовать, но на деле вышло иначе. Среди пути сбиры отобрали у епископа мешки с золотом и драгоценными камнями, и благочестивый иностранец до такой степени перепугался, что и не подумал возвратиться обратно в Рим, а бежал без оглядки до самой Польши. Вы, конечно, понимаете, мой уважаемый друг, что все якобы папские сбиры были мои переодетые бандиты.— Это превосходно, клянусь честью, превосходно! — вскричал с истинным восторгом Пикколомини, в котором преобладал дух бандита.— Но имейте в виду, — продолжал Малатеста, — полицейский все свалил на мою шею, а сам остался чист.— Теперь я понимаю, — вскричал Пикколомини, — почему вы так свободно разгуливаете по Риму; синьор Фабрицио до сих пор занимает важный полицейский пост.— Отчасти он и теперь иногда мне бывает полезен.— Значит, вы также рассчитываете и на помощь синьора Фабрицио?— Немножко.— Что же думают делать освобожденные впоследствии?— Быть может, мы приведем в исполнение наш заговор, в котором и вы, милый Альфонс, принимаете некоторое участие, или дадим возможность освободившимся пленникам добраться до Франции, где Ледигиер устроит их среди своих единомышленников. Но, прежде всего, конечно, надо подумать об освобождении арестантов.— Теперь я вижу, милый Ламберто, — говорил Пикколомини, — что наше свидание было необходимо для устранения многих недоразумений. Знаете, друг мой Малатеста, ваш план диаметрально противоположен всем моим намерениям.— Очень жаль, — отвечал Малатеста, видя, что дело приближается к развязке. — Мы всегда действовали с вами заодно и, надо правду сказать, с большим успехом. Однако позвольте вас спросить, почему вам не нравится мой план?— О, я объясню вам это в двух словах. Я заключил мир с правительством его святейшества.— Поздравляю вас! — сказал Ламберто, усаживаясь спиной к стене, так, чтобы между ним и его другом был стол.— Конечно, для его святейшества, — продолжал Малатеста, — должно быть, очень приятно обратить на путь истинный такую персону, как вы, по этому поводу есть что-то в евангелии, но я теперь не припомню. Могу я знать, на каких условиях состоялся этот мир?— Мне предлагают полнейшую амнистию и полную свободу ехать, куда вздумается с теми маленькими сбережениями, которые мне удалось сделать отчасти и при помощи вашей, Ламберто, взамен чего я должен…— Этот замен-то очень интересен, послушаем.— Я должен оказать какую-нибудь важную услугу святому престолу. Теперь вы меня поймете, милый Ламберто;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89