Франциском. Аббат Джиоакимо предсказал рождение орденов Доминиканского и Францисканского. Существует легенда, будто папе, оплакивавшему упадок католической церкви, явилась пресвятая Дева Мария и объявила, что для спасения католицизма вскоре Господь Бог пошлет две милиции. Эти две милиции действительно явились. Одну из них основал испанец Доминик Гузман, другую — Франциск, сын Бернардони Дассизи. В этих двух орденах, начавших борьбу с еретиками, сосредоточился характер католической церкви. Гордый и высокомерный испанец Доминик Гузман не был в душе христианином и лишь называл себя католиком. Вопреки учению Христа Спасителя, он отличался крайней нетерпимостью и фанатизмом. Он основал инквизицию (Filioli del fuoco), повсюду сеял ужас и зажигал костры. Взятый в плен альбигойцами, на вопрос, какой смертью он желает умереть, безумный фанатик отвечал: «Самой мучительной для того, чтобы ваше преступление было еще ужаснее и чтобы вы претерпели вечные муки в аду кромешном». Безумцы испугались страшных слов монаха и отпустили его на волю. Таким образом, фанатик Доминик продолжал проповедовать пользу святой инквизиции, тиранившей несчастное человечество в продолжение шести веков.Франциск Дассизи избрал себе более невинное занятие. Он старался подражать Христу, собирая вокруг себя детей. Доминик проповедовал смерть на кострах, разрушение, нетерпимость. Франциск подражал Христу. В эпоху, о которой идет речь, орден серафимов имел шесть тысяч братий, распространенных в четырех странах света, и был подчинен генералу, викарию и комиссару римской курии; кроме того, множество разных мелких начальников наблюдало за ним под председательством кардинала. Францисканцы в это время уже не были так добродетельны, как прежде. Разврат проник в их среду и все увеличивался. Папой был основан орден меньших братий (i frati minori), который пользовался большой популярностью в народе. Вскоре иезуитский орден сделался господствующим над всеми орденами и забрал себе б руки не только королей Европы, но и самого папу. Но до появления последователей Лойолы доминиканцы и францисканцы управляли всеми делами католической церкви.Затем были еще бенедиктинцы, благородные монахи востока; богатые и все почти из знатных фамилий, они вели себя, как аристократы, не вступая в церковные интриги. Бенедиктинцы имели не малый вес в конклаве при избрании папы.Но кроме всех этих орденов было еще немало так называемых congregazioni locali, они не имели никакого значения в церковной иерархии и нередко совращались в ересь. Следовательно, Францисканский орден был одним из могущественнейших и его генерал пользовался большим значением во всем католическом мире, а потому мы, проникнув в монастырь св. Франциска в Рипа, с особенным почтением должны преклониться перед персоной, занимающей высший пост в духовной иерархии; тем более что эта особа нам несколько знакома. Читатель, по всей вероятности, помнит пастушка Феликса Перетти, спасшего около тридцати лет назад жизнь красивой и молодой Пармской герцогини. Ворожея, предсказавшая тогда великую будущность юноше Перетти, была совершенно права, он достиг высших рангов в духовном звании: сделался генералом францисканцев.Долгие упорные занятия и постоянная глубокая дума положили свою печать на выразительное лицо Феликса Перетти: оно было морщинисто и бледно; стан его согнулся, голова опустилась на грудь. Постоянные болезни и сухой кашель, порой вылетавший из его груди, убеждали всех, что знатный пост францисканского генерала скоро должен стать вакантным. Благочестивый отец Перетти в данный момент сидел один в своей келье и занимался чтением запрещенной книги «Libro del principe» Николая Маккиавелли. Перечитав несколько раз некоторые строки, он встал, выпрямил свой сгорбленный стан, глаза его загорелись, и он прошептал: «Да и Христос говорил: „Засохшая ветвь должна быть отрублена и брошена в огонь“. А сколько в Риме есть сухих, негодных ветвей, которые давным-давно должны были сгореть в огне. В продолжение десятков лет перед моими глазами римская знать угнетает бедный народ, постоянно насилуя его и вырывая у бедняка из глотки последний кусок хлеба. Боже, когда же настанет мир и справедливость на берегах Тибра!» — вскричал монах, снова садясь на стул. Мало-помалу его мысли приняли другое направление, он погрузился в воспоминание прошлого, когда был молод, любил прелестную женщину и пользовался ее взаимностью. Эти мечты разгладили морщины сурового лица и вызвали радостную улыбку. Но улыбка снова исчезла, когда Перетти вспомнил свое путешествие пешком по Европе в качестве проповедника в эпоху его инквизиторства в Венеции, откуда он был изгнан за неимоверную жестокость; потом строгий и неумолимый судья еретиков в Испании Перетти должен был подчиняться всей мелочности кардинала Буонкомпаньи, впоследствии папы Григория XIII. И только в царствование его личного друга Пия V Перетти отдохнул душой. Но с восшествием на престол Григория XIII снова началась его отшельническая жизнь. Перетти был окончательно отстранен от всяких дел, и все его обязанности ограничивались стенами францисканского монастыря, но и там он был окружен папскими шпионами. Эти мысли Перетти были прерваны приходом монаха, который после обычного приветствия объявил, что пришла кающаяся и просит позволения пасть к ногам благочестивого отца.— Пусть войдет, — сухо отвечал Перетти.Вошла кающаяся. Это была дама высокого роста, богато одетая, с капюшоном, скрывавшим ее лицо. Перетти встал и подошел к кающейся грешнице.— Садитесь, герцогиня, — сказал он ей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89