Не дай моей тени бродить в полном отчаянии вдоль ледяных берегов Ахерона, ведь говорят, что именно такова судьба всех тех, кого не похоронили по обряду.
Клейдемос положил руку ему на голову:
— Ты не умрешь от моей руки, Лахгал. Не нужно тебе будет и убивать себя.
Он взял запечатанный свиток из своего заплечного мешка, обмотал его вокруг скифали, чтобы можно было прочитать царский приказ. В нем было сказано следующее:
«Слуга, посланный мною с тобой, выполнил свою задачу. Теперь тебе известен обратный путь, дорога, по которой ты вернешься один, чтобы не было свидетеля твоего путешествия в области, расположенные внутри страны. Ты также должен уничтожить это послание.»
— Ты был прав, что боялся, Лахгал, — сказал он, выбрасывая свиток в реку. — Царь приказывает мне убить тебя.
***
Стены Келайная выделялись на фоне голубого неба. На верху каждой башни размешалось гнездо аиста. Огромные птицы плавно и медленно летали над городом, паря в воздухе с неподвижными, широко распростертыми крыльями, которые поддерживал ветер высокогорной равнины. Серебряная лента реки Меандр протекала за холмами, спускаясь вниз. Говорили, что источник реки находился в пределах города в темной пещере, которую когда-то, давным-давно населяли нимфы и сатиры, а вокруг пещеры рос лес тополей, наполненный поющими птицами.
— Мы прибыли, — сказал Клейдемос Лахгалу. — Посланец Великого царя, сатрап Артабаз, встретит нас в городе.
— Смотри, летний дворец Великого царя расположен выше укреплений. Там живет сатрап, — наблюдательно заметил Лахгал.
Они приблизились к южным воротам, охраняемым двумя фригийскими лучниками. Клейдемос подал Лахгалу запечатанную деревянную дощечку, которую тот передал одному из лучников.
Он сказал ему на его языке:
— Доставь это сатрапу Артабазу, скажи ему, что благородный Клейдемос из Спарты, сын Аристарха, Клеоменид, ожидает приема.
Лучник заставил Лахгала дважды повторить длинное, трудное имя, чтобы точно запомнить его, и ушел.
— Расскажи мне об этом городе и этих землях, — попросил Клейдемос Лахгала, когда они сели на каменную скамью у городской стены, вытягивая усталые ноги и руки, все еще вялые от верховой езды в сырую ночь.
— Я многого не знаю, — сказал Лахгал. — Мне говорили, что это последний фригийский город к востоку. За этими горами, — добавил он, показывая на голубоватую горную цепь, пересекающую плато на расстоянии, равном двум дням путешествия, считая от того места, где они находились сейчас, — начинается Ликаония, опасная, нестабильная область, где странствуют жестокие мародеры, которых не могут усмирить даже солдаты Великого царя. Через шесть дней ты попадешь к подножью горы Таур, непроходимой горной системы, которую можно пересечь только через ущелье, такое узкое, что там не пройдет и пара быков, запряженных в одно ярмо. От горы к морю можно попасть за три дня, пересекая область, называемую Киликией. На востоке Киликия ограничена другой очень высокой горной системой, которую жители тех мест называют Саман. За горами лежит Сирия, земля, где я родился.
О городе мне известно только то, что река Меандр несет свои воды через великолепные сады, где растут разнообразные растения и водятся дикие животные. Персы называют эти сады «пайридаэза», вы греки «парадейсос»: рай. Великий царь там охотится со своею знатью, когда находится в летнем дворце. Есть и другая река, также протекающая через город, хотя и меньше чем Меандр, которую местные жители называют Марсиас. Кажется, вы, греки, называете ее Марсий. Помнишь легенду? Сатир Марсий, как говорят, вызвал Аполлона на музыкальное состязание на берегах этой реки. После того, как он проиграл состязание, с него, еще живого, содрали шкуру, которую повесили в пещере в истоке реки. Она все еще там, мы можем посмотреть на нее, если хочешь, хотя я думаю, что это просто шкура какого-нибудь козла, давным-давно принесенного в жертву одному из местных божеств.
— Мне нравится слушать такие рассказы, — сказал Клейдемос. — Они напоминают мне истории, которые обычно рассказывал мой дедушка Критолаос, когда я был ребенком. Думаю, что именно он рассказывал мне о сатире Марсии. Никогда бы и представить себе не мог, что однажды увижу место, где зародился этот миф.
Клейдемос поднял глаза, осматривая всю равнину, которая простиралась так далеко, что ее едва можно было охватить взглядом. Меандр сверкал на солнце, которое стояло высоко над горизонтом.
Сразу же после этого к ним подбежал лучник со словами:
— Наш господин, сатрап Артабаз ожидает тебя. Я провожу тебя во дворец.
Клейдемос и Лахгал последовали за ним через город, улицы которого были заполнены людьми в одеждах странного вида, с любопытством рассматривающими иноземцев. Дети начали преследовать их, цепляясь за одежду и пытаясь продать им всякий хлам, который был у них в соломенных корзинах. Лучник отгонял их прочь, кричал на них и грозил им своим луком. Они с криком и визгом разбегались во все стороны только для того, чтобы быстро вернуться к маленькой группе, направляющейся в центр города.
Появился акрополь: холм, окруженный стенами, зеленеющими от тополей, которые росли на берегах того потока, который, должно быть, и называли рекой Марсиас.
Дети, смеясь и крича, побежали к берегу, усыпанному гравием. Бросив одежду, сумки и корзинки, они голышом ныряли в воду, брызгая друг на друга водой.
Три человека поднялись по ступеням лестницы, которая вела во дворец, и вскоре вошли в атриум. Клейдемоса провели в помещение, где его вымыли и одели, и затем проводили в присутствие Артабаза.
Сатрап восседал на груде подушек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118