Дракон и волк сначала
С безжалостной ненавистью
Изранили друг друга.
Потом Лев Спарты
Пронзенный, пал, копьем сраженный.
Мидянин высоко его метнул.
И тот, кто струсил, поднял меч,
Хранитель стада взял свой гнутый лук
Спеша к бессмертной славе вместе…
Периалла закрыла глаза и успокоилась, затихая. Затем снова начала вертеть посох в руках. Из уст ее исходил странный, равномерный речитатив, сначала приятный и низкий, и затем жесткий, резкий.
Пророчица, казалось, что-то искала в своих видениях. Беспокойные, ужасные мысли промелькнули во взоре и отразились на лбу, который немыслимо сморщился, словно охваченный внезапной болезненной судорогой. Ее глаза, казалось, уставились в пустоту, затем остановились на Талосе. Вдруг, совершенно неожиданно вырвались слова:
Сияющая слава подобна солнца закату
К людям бронзы он спиной повернулся,
Эносигей сотрясает землю Пелопа.
Крику крови закрыл свои уши он.
Голос сердца могучий
Призвал в город мертвых его.
Затем, истратив свои последние силы,
Она со стоном рухнула на землю.
Начиная с этого дня, стала свершаться судьба Талоса.
Периалла исчезла точно так же, как и появилась, хотя образ странствующей старой пророчицы сохранялся в течение долгих лет в рассказах горных пастухов.
Обман открылся, царя Клеомена свергли с престола за то, что он отправил в изгнание Демарата. Однажды на рассвете Клеомен покинул Спарту, закутанный в плащ, в седле черного породистого коня.
К нему присоединилось несколько его близких друзей, среди которых был и Крафиппос, владелец Пелиаса и Талоса. Крестьянин с дочерью были вынуждены покинуть ферму, чтобы отправиться вместе со своим хозяином в дальние края.
И вот, как-то летним вечером Талос стоял во дворе и наблюдал, как Антинея уезжает вместе с отцом. Он провожать ее взглядом, размахивая обеими руками в воздухе до тех пор, пока она не растворилась за пеленой горячих слез. Сердце его замкнулось, — так раненый дикобраз расправляет свои иглы: больше никогда никакая женщина не сможет быть столь желанной и прекрасной в его глазах.
Он вернулся к горе, когда Спарта приветствовала нового царя: Леонида, сына Анаксандрида из рода Геркулеса.
ГЛАВА 7
Великий царь
Изгой Демарат сидел в передней великолепного зала, мрачно наблюдая за дверями, украшенными эмалевым узором, охраняемыми с двух сторон двумя рослыми воинами Бессмертной Стражи. За дверями находился трон царя Ксеркса, сына Дария Великого, который вскоре должен был принять его.
Он видел, как зал покинул карфагенский посол в прекрасной пурпурной мантии, отороченной золотом, сопровождаемый двумя жрецами в головных уборах, усыпанных драгоценными камнями.
Они возбужденно разговаривали друг с другом на своем непостижимом языке, и вид у них был явно удовлетворенный.
Демарат с горькой усмешкой посмотрел на свои поношенные сапоги, схватил меч и поправил на плечах серый шерстяной плащ, приводя его по возможности в наиболее благопристойный вид. Он взял подмышку шлем с гребнем, единственный оставшийся свидетель его былой принадлежности к царскому трону, и встал: наступил долгожданный момент. Он подошел к дверям, его встретили управляющий и переводчик, грек из Галикарнаса.
— О, Демарат, Великий царь ждет тебя, — провозгласил он.
Спартанец последовал за ними через дверь, которую в этот момент услужливо открывали два стража. Войдя в зал, он был потрясен великолепным мрамором, красочными эмалевыми узорами, золотом и драгоценными камнями, коврами. Он даже и представить себе не мог, что такие несметные сокровища могут находиться в одном месте. Балдахин в конце зала увенчивал трон Ксеркса. У правителя была длинная вьющаяся борода, на голове — убор из золота, в правой руке — скипетр слоновой кости, инкрустированный россыпью драгоценных камней. Два слуги, стоящие позади царского трона, медленного обмахивали царя огромными опахалами из страусовых перьев. У подножия трона гепард лениво вылизывал свою шкуру, но внезапно поднял маленькую голову и неподвижным взглядом уставился на небольшую приближающуюся группу.
Они остановились у подножия трона; грек-переводчик и управляющий распростерлись ниц на полу. Демарат продолжал стоять и приветствовал царя кивком. Царь бросил раздраженный взгляд на управляющего, который все еще лежал лицом вниз на полу, и что-то резко и отрывисто выкрикнул переводчику-греку. Переводчик, повернув голову в сторону, отчаянно зашептал:
— Ты должен пасть ниц, сейчас же! Встань на колени и коснись пола лбом.
Демарат, с безмятежным видом, неотрывно смотрел на царя.
— Не будь глупцом, — прошипел переводчик, а управляющий продолжал резко выкрикивать настоятельные требования на своем непостижимом языке.
Демарат смотрел на него с презрением, и затем повернулся к явно разъяренному монарху, который застыл в неподвижной позе, как статуя, в торжественности своих тяжелых царственно-великолепных одеяний.
— Я Демарат, сын Аристона, царь спартанцев, — сказал он. — Я прибыл с благодарностью за твою благосклонность и гонимый необходимостью и невзгодами, но не для того, чтобы кланяться тебе в ноги, владыка. У спартанцев, свободных людей, не принято падать ниц ни перед кем, ни при каких обстоятельствах и никогда.
Он молча посмотрел на царя царей.
Грек-переводчик, по знаку церемониймейстера, который стоял на ступенях трона, поднялся на ноги вместе с управляющим и торопливо, не без дрожи в голосе перевел слова Демарата. Впервые за долгие годы покорного и безупречного рабского служения, он вынужден был переводить слова отказа своему хозяину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118