Виктор Ерофеев
Энциклопедия русской души


Ерофеев Виктор
Энциклопедия русской души

Виктор Ерофеев
Энциклопедия русской души
Содержаниe
Я тебе люблю
Опыты
Пятизвездочный морг
Серый в порядке
Я тебе люблю
бляха
Телохранители искоса смотрели телевизор. Я пил в компании людей, которым хорошо знакома криминальная обстановка в городе. Несмотря на интеллигентный экстерьер, я готов перепить самых крепких мужиков, и три-четыре бутылки водки за вечер не производят на меня особого воздействия, разве что утром немного чешется кожа на животе. Такая особенность не раз выручала меня, но иногда приводила к непредсказуемым последствиям, что, собственно, и случилось в ту ночь.
Человек во власти сияет нездешним светом. Его влиятельное лицо охвачено всполохами затяжного экстаза. В зале резало глаза от начальства. Перепившееся руководство силовых структур, вице-премьеры, вожди и гонители демократии, государственники, главные придурки, реваншисты и прочие кремлевские красавцы гудели.
-- У меня бляха лучше твоей! -- раздавались голоса. Каждый мечтал о бляхе.
-- Твоя бляха -- вообще не бляха.
-- Я получал в месяц по четыре бляхи.
-- Когда это было!
-- А у меня платиновая бляха, -- сказал кто-то.
Все замолчали. А я спросил:
-- Вы какую бляху имеете в виду? Они покатились со смеху.
-- У тебя что, вообще нет бляхи?
-- Да нет у меня никакой бляхи! -- обозлился я.
Под утро им всем захотелось вместе полететь в космос. "Летите, голуби", -- подумал я. Они мне тоже предложили лететь, в качестве хроникера, были и другие, не менее достойные предложения. Кончилось тем, что один из них -кажется, самый толковый и что-то даже смыслящий в литературе -- завел со мной разговор о тайной стороне родной жизни.
-- Я тебя читал, и ты мне не нравишься, -- начал он с нормальной предутренней откровенностью, со сбившимся галстуком на белой правительственной сорочке. -- Но я тебе вот что скажу: это заколдованная страна.
Я понимающе хмыкнул.
-- Бермудский треугольник в подметки не годится. Тут круче. Никакие реформы у нас не пройдут, -- заверил меня ведущий реформатор.
Я молча верил ему на слово.
-- Была мысль найти объединяющую идею. Нашлись только разъединяющие. -Он огляделся по сторонам. Старик мешает.
-- Найдите лучше, -- сказал я.
-- Я не об этом, -- скорчился реформатор и даже сделал движение, чтобы уйти непонятым, но вместо того воскликнул:
-- Пал Палыч!
Подошел какой-то пьяный Пал Палыч. По виду -- силовик. С болтающейся от горьких раздумий челюстью. В штатском.
-- Скажи ему про старика. Он не верит. Силовик испуганно посмотрел на начальство.
-- Ну, говори, раз начал, -- твердо сказал реформатор.
-- Мы называем это передвижной черной дырой, -- поежился силовик -- Или воронкой. Короче, хренотень.
-- Закон исчезновения энергии, -- пояснил реформатор.
Я радостно приветствую разговоры о всякой нечисти,
но только не от пьяной власти.
-- Метафоры, -- подсказал я.
-- Встреться с ним, -- предложил реформатор.
-- С кем?
-- Со стариком. Пал Палыч организует.
-- Засасывает, -- скислился Пал Палыч, показывая плохие зубы вперемежку с золотыми. -- Хуже тарелки.
-- Я не работаю на правительство, -- примирительно предупредил я.
-- Личная просьба, -- подчеркнул реформатор.
призрак русской свиньи
Бывает, сидишь на балконе, пьешь чай, ведешь беседу с друзьями, спокойно, весело на душе, ничто не предвещает беды, как вдруг потемнеет в глазах, почернеет в природе, поднимутся враждебные вихри, послышится топот, в секунду все сметено, все в миг окровавится. Нет больше тебе ни чая, ни грез, ни друзей. За чаем выстраиваются километровые очереди, балкон обвалился, друзья обосрались от ужаса жизни.
И думаешь посреди всего этого великолепия:
-- Спасибо, Боже, за науку, спасибо за испытания.
враг народа
На утро проснулся как от толчка, с отчетливым чувством: я -- враг народа. Лампа подозрительно качалась под потолком. Я подумал: все-таки перепил. От возбуждения при встрече с властью. Мы все только делаем вид, что власть нас не волнует. Обеспокоенный, спрыгнул с кровати к зеркальному шкафу, ударил заспанное лицо по щекам. Из зеркала на меня хмуро глянула неумытая морда врага народа.
"Ну, все! -- решил я. -- Это полный пиздец или полный вперед!"
Я и раньше, если по честному, не был народным братом-сватом, не рыдал от сознания принадлежности. Мне знакомы минуты недоверчивого принюхивания к народу, даже приступы тошноты. Но я с этим справлялся и жил дальше, как все, с тупой надеждой на что-то.
Теперь все сделалось по-другому. Я снова лег, заснул в тоске, спал долго, без снов, проснулся в полдень: опять -- враг народа. Но не в том дедовском смысле, будто я -- контра. Или: меня оклеветали. Я никогда не верил в невинность жертв: человек вечно чем-нибудь недоволен, и это всплывает. Но я ощутил всем своим существом, что я не объявленный, а сам собой объявившийся враг народа; такое необратимо.
Что это за состояние? Я бы не взялся описать его досконально. Оно только-только вошло в меня и заполнило. Его не обозначишь пламенной ненавистью, когда хочется орать и все перечеркивать. Бешенство -- расхожее объяснение в чувствах. Казни -- это вообще love story. Здесь же было, как после бури. Осенний ветер ласково теребил занавески. В наступившей прохладности ощущений крепло презрение. Неторопливое, неогненное чувство.
Мне хотелось задавить его спортом и равнодушием. Я сел в машину, чтобы побегать на Воробьевых горах свои положенные сорок минут. Бежал трусцой и думал: смирись. Смирись: вот гроздья рябины.
1 2 3 4 5 6 7 8