Всю ночь в темноте Ако боролся со стихией, а когда наступило утро, плота нигде уже не было видно. Ако ни на минуту не решался выпустить весло из рук, чтобы маленькая шаткая пирога не опрокинулась в волнах. К вечеру ветер утих, и океан постепенно успокоился.
Плакал маленький Мансфилд, слабыми ручонками уцепившись за мать. Белые птицы пролетали над лодкой, спеша на северо-запад — в ту же сторону, кула Ако направлял свою пирогу.
На четвертый день мимо них прошел какой-то военный корабль, должно быть, один из тех, которые принимали участие в карательной экспедиции на Ригонде. Может быть, он торопился в Сидней известить генерал-губернатора об одержанной победе, может быть, искал на морских просторах беженцев-островитян. Не заметив одинокой пироги, он спешил — так же, как Ако и белые птицы — на северо-запад и вскоре исчез за горизонтом.
На седьмой день Нелима выпила последний глоток пресной воды — Ако от своей доли уже давно отказался. Плач маленького Мансфилда с каждым часом становился все тише и слабее. Потом он совсем перестал плакать, не цеплялся маленькими ручонками за мать, а тихий и недвижимый покоился на руках Не* лимы. Придвинувшись к ним и предоставив лодке некоторое время свободно колыхаться на затихших волнах, Ако гладил руки Нелимы и шептал ей слова утешения и бодрости. Она не плакала, только все смотрела остановившимся взором на исхудалое, застывшее личико ребенка и думала о чем-то ей одной ведомом.
— Мансфилд счастливый… — говорил Ако. — Он умер свободным человеком, не изведав горьких мук рабства. Ему никогда больше не придется страдать. Чужеземным насильникам не удалось схватить его своими хищными руками. Крепись, Нелима, друг мой, мы должны еще жить и бороться…
Но Нелима молчала, не выпуская из рук угасшее тельце своего ребенка. Только на другой день после смерти Мансфилда она вняла увещеваниям Ако и позволила отдать своего первенца морю. И лодка медленно плыла дальше. Солнце пылало над океаном, у бортов пироги с легким бульканьем плескалась вода, в волнах нет-нет да и проплывал пучок тростника или ветка с куста, возвещая о близости земли, а взгляд Нелимы, как зачарованный, был прикован к одному месту — далеко-далеко от лодки, в открытом море, где осталось ее дитя.
Дни сменялись ночами, но ничто не изменялось в однообразном ландшафте океана. Только весло в руках Ако теперь поднималось медленнее и тяжелее, и все ниже опускалась на грудь голова Нелимы. И в одну из ночей, когда на потемневших небесах ярко заблистали мириады звезд, будто желая осветить путь одиноким морским скитальцам, угасла прекрасная островитянка Нелима — умерла среди моря, свободным человеком. Когда Ако понял, что остался на свете один, он сел у ног своей жены и долго смотрел в ее лицо, на котором больше не было ни радости, ни горя, ни гнева, ни нежности — только великое спокойствие и ему одному понятная неповторимая красота, которую даже сама смерть не смогла уничтожить. Тяжело ему было. Пересохшими потрескавшимися губами тихо шептал он нежные слова, которые когда-то говорил Нелиме; потом умолкал, будто ожидая, что она ему ответит. Ничего не дождавшись, он шептал их снова и снова, все еще не в силах свыкнуться с мыслью, что утрата безвозвратна и что в его жизни и в сердце образовалась пустота, которую ничто и никогда не сможет заполнить.
Всю ночь и весь следующий день они вдвоем блуждали по океану, и только поздним вечером в волшебный час заката Ако отдал морской пучине своего самого близкого друга. Он так устал, что едва мог подымать весло. На другое утро, когда Ако увидел на горизонте верхушки пальм, у него даже не хватило сил радоваться этому. Будто во сне, он весь день работал веслом и направлял свою пирогу к земле. Была уже ночь и месяц рассыпал серебряные лучи над пальмовой рощей и чужой спокойной лагуной, когда Ако вышел на берег. Он так ослаб, что не мог удержаться на ногах. Ползком добрался он по берегу до ближайшей кокосовой пальмы и тотчас же заснул.
Прошло немного времени и с острова на остров пошли слухи об одном полинезийце, который рассказывал островитянам о правде и несправедливости на земле, и всюду, где бы он ни появлялся, он пробуждал в сердцах людей мечты о свободе, отвагу и дух протеста. Он свободно изъяснялся на английском языке, много читал и книг и газет и потому постоянно был в курсе всего, что происходило в разных уголках земного шара. И хотя то, что он рассказывал и разъяснял людям, была сущая правда и хотя целью его усилий было только одно — добиться, чтобы людям лучше и счастливее жилось на свете, — в безопасности он мог чувствовать себя только среди простых и угнетенных людей, от остальных же ему приходилось скрываться.
О его деятельности вскоре стало известно губернаторам островов и другим администраторам пониже рангом, и они усмотрели в его действиях не только помеху, но и определенную опасность для себя и своей деятельности. Они стали охотиться за ним, гоняться по его следам и объявили Ако вне закона. Не оказалось, что схватить этого человека не так-то легко. Когда Ако в каком-либо месте грозила опасность, островитяне всегда вовремя предупреждали его, прятали в джунглях или увозили в своих лодка.х на другие острова и другие архипелаги. Т,огда колонизаторы объявили, что заплатят много денег тому, кто передаст его в руки властей или будет способствовать его поимке. Обещанное вознаграждение было достаточно велико, чтобы прельстить негодяя или заставить призадуматься какого-нибудь несознательного человека, но слишком мало для того, чтобы смутить простых и честных людей — друзей Ако.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106