Король Ричард, охочий до всяких новинок и диковинок, путешествие проводил на двухмачтовом штиртботе, который был гораздо легче традиционных галер и быстрее скользил по водной глади. Однако иногда достоинства этого корабля оборачивались и его недостатками. Имея высокую осадку, «Рагуза» — так звался штиртбот — мог следовать фарватером, который отличался от изученного за сотни лет галерного «караванного прохода». Стараясь найти новые маршруты вблизи Ионических островов, что к югу от Греции, шкипер проводил «Рагузу» достаточно близко к береговым скалам, а тяжелая эскадра двигалась вослед на почтительном отдалении. Однако недалеко от северной оконечности острова Эдас, в лабиринте межостровных проток и проливчиков, легкое судно с оглушительным треском налетело на мель.
Большинству пассажиров поначалу показалось, что причиной этого ужасного треска послужило образование дыры в корпусе корабля. Смятение, вызванное этим происшествием, едва не переросло в панику. Вся команда корабля была призвана обеспечить эвакуацию людей и немалой части войсковой казны. Корабль, до этого пребывавший в ленивой неподвижности, внезапно превратился в большой муравейник. Неизвестно, чего в движении людей по палубам, трюмам и мачтам было больше: панического ужаса перед водами ласково согретого солнцем пролива (до берега-то, в сущности, было недалеко) либо организованной, деятельной работы.
Во всяком случае, когда замешательство, вызванное происшествием, улеглось; когда определили, что ужасный звук был произведен внезапно лопнувшей перекладиной шпангоута; когда, в конце концов, начавшийся через полчаса прилив позволил без помощи галер сдвинуть «Рагузу» с мели, — можно было возвратиться к осуществлению намеченных планов и жизнь мало-помалу вошла в прежнее русло.
Первым по плану следовало публичное наказание преступника для успокоения расстроенных внезапным происшествием норманнских баронов-военачальников. Толстая плеть, сплетенная из нескольких полос отменной кожи, огромная, задубевшая от времени, матово поблескивала, выглядывая из тяжелой дубовой бочки со зловещим рассолом. Место посреди палубы было расчищено, и публика уже начинала собираться, занимая места на крепких корабельных бортиках из свежей, просоленной морской водой сосны, на стапелях, на пустых бочонках — точно это были скамьи римского амфитеатра. На сей раз, правда, поединок обещал быть неравным: оболганный, беззащитный человек против ужасного творения рук человеческих.
Что ж, нравы людей в то время отличались простотой и кровожадностью. Подобное зрелище было весьма интересным даже для проверенных тяжелыми боями старых воинов. В мире, в котором главенствовало право острого и сильного меча, мало кто знал об истинной справедливости.
Все было приготовлено; здоровенный конюший, слуга маркиза Бюссо, за неимением штатного палача, приготовился к совершению экзекуции и уже держал в своих огромных руках ужасную плеть. Двое солдат-конвоиров, посланные за Робином, бочком, стараясь быть незамеченными, пробрались к маркизу Бюссо, который выступал в роли судьи. После того, как они доложили ему нечто действительно обескураживающее, взгляд маркиза, и без того тяжелый, еще более помрачнел. Гнев маркиза, человека достаточно сдержанного, на сей раз пролился через край. Бюссо не нашел ничего лучшего, как сорвать свою внезапно проявившуюся ярость на ни в чем не повинных конвоирах. Его рука в тяжеленной боевой перчатке, выступавшей тут в качестве церемониального атрибута, попала точно в челюсть неосторожно подошедшего чересчур близко к нему солдата. Впрочем, это произошло немного в стороне от выжидательных взоров публики, и заменить настоящего представления никак не могло. Пришлось Таументу, стоявшему неподалеку от маркиза, объяснять собравшейся братии, что экзекуция совершится чуть позднее, о чем будет дополнительно сообщено. Однако спектакль с норманнской плетью в главной роли так и не состоялся.
Робин из Локсли, королевский стрелок, отважный воин и предводитель доблестного отряда крестоносцев, исчез с королевского корабля. В расположении войска, двигавшегося в сторону дождливых берегов Дувра и Плимута, он так и не появился, не видел его и никто из его команды, продолжившей путь на «Заре Арники». «Проклятый трус», — в сердцах сплюнул Таумент. Через полгода он услыхал о невероятных событиях, происходивших в йоркширских и ноттингемских лесах при участии некоего разбойника Робина, а потом — наступила долгая полоса забвения.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Раски-датчанин очнулся лишь через несколько дней. Если говорить правду, то после того, как черная пелена окутала его, даже присматривавшая за ним старуха Карги решила, что парню не выбраться. А Карги понимала кое-что в ведовстве, и ее суждениями не принято было пренебрегать. Тяжелый удар в грудь не мог пройти бесследно: у датчанина кровь горлом шла с того самого утра, когда он повстречался с поджидавшей его засадой. Однако на сей раз старуха прогадала: даже после того, как кровь сменилась неприятной белесой жидкостью, датчанин не умер. Злобный Один выглядывал на него из темной глубины, сумасшедший Локки, позвякивая перед его носом ключами, приглашал «пройтись по местным кабачкам». Мерзкая Урсула протягивала к нему свои узловатые пальцы, пытаясь стиснуть их на его непрестанно зудящем горле. «Брысь, старая чертовка!» — из последних сил, напрягшись, словно лук с натянутой тетивой, датчанин отбросил прочь непотребную старуху. Словно взрыв раздался в голове, и, не зная, что ему делать дальше, Раски открыл глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43